Вечные всадники

– Вас? Да вас же тут трое, джигит! Значит, тебя зовут Солтан. А вот этих твоих друзей? – И маршал показал на коней.

– Его зовут Гасана, его – Туган, – сказал Солтан, путая роды русского языка.

– Слушал я, как ты с Туганом говорил. Мне ваш директор завода переводил твои слова, Солтан, – улыбнулся маршал, вспомнив свою юность, свою влюбленность с детских лет и коней. Погладив курчавую голову Солтана, маршал спросил у директора: – Он у вас давно шефствует над лошадьми?

– Да вот его отец, товарищ маршал! Он у нас работает коневодом со дня основания завода вашего имени, а его сынишка всегда бывает здесь. И в выходные дни, и после уроков. Особенно с тех пор, как родился Туган. Мальчишка, вид но, влюблен в коней, но пока ему запрещают ездить на них.

Маршал повернулся к Солтану.

– Ты, кажется, рассказывал своему другу, вон тому озорнику, – и Буденный показал на Тугана, увивающегося возле матери, – что Буденный подарит вам саблю?

– Это я просто так… – смутился Солтан.

– Так вот, друг Солтан, саблю ты получишь, я пришлю тебе ее. А что касается Тугана, то это будет отличный конь. Его надо беречь, ухаживать за ним, обучать. Трудное это дело! Но я думаю, что лучше тебя никто это не сделает.

Он подал руку изумленному Солтану и, о чем-то разговаривая с окружающими, пошел к денникам.

Солтан остался стоять как вкопанный. Он раскрыл свою ладонь и недоверчиво разглядывал ее, будто все еще чувствуя маршальское рукопожатие…

Весть о случившемся молниеносно облетела весь Аламат. Ликованию мальчишек не было конца. Первым из них примчался к Солтану Шайтан, который был рад за друга. А тот сидел верхом на высоких воротах своего дома, снова и снова отвечая на вопросы. Спрашивали наперебой:

– Так-таки пожал тебе руку, как взрослому джигиту? И саблю пообещал? Ты своими ушами слышал это?

Спрыгнув на землю, Солтан раскрыл ладонь правой руки и стал горячо клясться, что Буденный в самом деле здоровался с ним, пожал вот эту руку. И они напрасно сомневаются в этом. А когда Солтан подробно рассказал, что маршал пришлет ему саблю, то вырвавшееся общее «О-о! », наверное, докатилось до самых склонов ущелья. И снова полились вопросы.

– Ты не сказал дяде Буденному, что все мальчишки Аламата хотят стать такими, как он? – спросил Шайтан.

Солтан заколебался: сказать «да» – это неправда, сказать «нет» – стыдно перед другом. И он ответил:

– Ты думаешь, я не хотел этого сказать? Но попробуй разговаривать, когда перед тобой маршал!

– А Шайтан бы разговаривал! А он бы сказал, что и девчонки хотят стать маршалами. А я бы сообразила, что…

– Хватит тебе, «А»! – прикрикнул на нее Шайтан, обидевшись за своего друга.

«А» сморщила носик, похлопала длинными ресницами и отошла с подружками в сторонку, чтобы о чем-то пошептаться.

Когда, уже затемно, все разошлись, Солтан и Шайтан долго еще сидели у ворот, возбужденные великим событием дня. Им казалось, что их затаенная мечта, стать маршалами Советского Союза, начинает сбываться. Все пока сходится, идет как по писаному. Во-первых, их завод носит имя Буденного; сюда приехал сам маршал; и, наконец, он обещал прислать саблю. И еще: оба друга хранят вырезки из газет с фотографиями маршалов.

Вот этими мыслями и мечтами полны и заняты две головы: одна – иссиня-черная, кучерявая, другая – огненно-рыжая, ершистая.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Однажды в середине июня Абдул сказал своей жене:

– Завтра табуны перекочевывают на альпийские пастбища. Я еду с Солтаном. Собери нас в дорогу.

– С Солтаном? – нахмурилась Марзий.

Видя, что она хочет возражать, Абдул напустил на себя строгости и поскорей вышел во двор, а когда жена пошла за ним, он ушел и со двора.

Поднимаясь с табуном в горы, Абдул, уже в который раз, вспоминал ту бурю, которую они с сыном выдержали: Марзий и слышать не хотела, что мальчик уедет. «Ничего, когда сын осенью вернется повзрослевшим, загорелым, она простит все», – размышлял Абдул и с удовольствием смотрел, как Солтан крепко и гордо держится в седле, по-хозяйски заезжая то с одной, то с другой стороны поднимающегося в гору табуна.

Солтан не отрывал глаз от малыша Тугана, который за короткое время налился, стал до того стройным, что невозможно было глаз оторвать. Он так и выделялся в табуне белым мечущимся пятном.

Шли через Долину нарзанов на знаменитые альпийские пастбища Бийчесын, которые чуть ли не у плеча Эльбруса. Дорога с каждым шагом поднимала людей и коней все выше и выше, прямо к небу, где сидит аллах, знающий все и всех, – так считает, перебирая свои коричневые четки, старый Даулет.

Пока шли Долиной нарзанов, было легко. Кони пощипывали траву на обочинах дороги, пили в ручьях не только обычную воду, но и нарзан. А теперь на узкой горной тропе табуну не разгуляться, негде пить воду и щипать траву – слева отвесные скалы, справа пропасть. Табунщикам было очень трудно: ведь лошади могли чего-нибудь испугаться и оступиться в пропасть. Поэтому надо, чтобы они шли как можно медленней, по одной. Табунщикам, а с ними и Солтану приходилось ехать с правой стороны, оберегая табун от пропасти.