Вечные всадники

Пока пекся хлеб, она успевала до блеска вычистить хлебное корыто, высушить и повесить его, а если в это время Солтан оказывался рядом, она велела ему накормить собаку, барана, ишака и петуха.

«Накорми этих», – кратко говорила она. Поскольку они всегда питались вместе, то Марзий их называла общим именем «эти».

Однажды Марзий с Солтаном, вернувшись домой из гостей, у себя во дворе увидели такую картину: Медный казан лежал, положив огненно-рыжую мохнатую голову на протянутые передние лапы, глядя почему-то злыми глазами; неподалеку дремал ишак, а между ними разлегся баран, поджав под себя все четыре ноги. Увидев хозяйку, баран вскочил и очертя голову помчался к ней, требуя гостинцев. Марзий хотела было достать из кармана что-то, но вовремя опомнилась и отняла другую руку от горбатой иссиня-черной головы барана. Дело в том, что Абдул был дома, а свою нежность к барану Марзий своему мужу не любит показывать.

– Опоганил мне руку, «проклятый»! – сказала она нарочно громко. – Ест с собачьего тебси, нос тычет в ее шерсть, водится с ишаком и после этого хочет еще, чтобы его угощали! Я тебя угощу, погоди! В пятницу, через два дня, твоя упрямая голова отделится наконец от твоего жирного тела…

– Клянусь хлебом-солью, баран, эта злая женщина выдумывает! Пока к тебе смерть сама не придет, ты вот так же будешь дружить и с Медным казаном, и с ишаком. И получать гостинцы от Марзий! Тебе обещаю это я – сын Лепшоковых! – Говоря так и улыбаясь, Абдул спускался с каменных ступенек крыльца.

– Назло сыну Лепшоковых ты, баран, умрешь не в пятницу, а сегодня, – пригрозила Марзий и, стройная, красивая, с гордой осанкой, но готовая прыснуть, прошла в дом мимо мужа.

Когда же Марзий оставалась одна и была уверена, что ее никто не видит и не слышит, она вовсю жалела барана. Несмотря на то что он был огромный, с теленка ростом, и жирный такой, что на его спине Солтан мог бы улечься, она разговаривала с «проклятым», как с ребенком: «Бедненький мой подкидыш! Умный мой, красивый мой малыш! Да никто и не виноват, что ты якшаешься с Медным казаном, одна я виновата: не хотела с тобой расставаться и потому не отпускала тебя в отару. Так что же тебе, несмышленышу, оставалось делать, как не взять себе в друзья «этих»?

При этом она гладила упрямую голову барана, а тот замирал, блаженно прикрыв веки, под ее теплыми руками. «Горе тому, -приговаривала она, – мой маленький, у кого единственный ребенок в доме да муж, только и думающий о лошадях…»

Если в такую минуту вдруг стукала калитка, она быстро снимала руки со лба барана, громко, сердито говорила: «Юс, юс [17], чтоб тебя…» – и отходила от него, а тот нерешительно шел за ней, не понимая, за что ни с того ни с сего рассердилась хозяйка.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Хорошо играть на морозе! Овчинные варежки Солтана торчат из-за пазухи, цветом лица он сейчас похож на румяный кукурузный хлеб, только что снятый со сковородки.

Ребята вдруг оставили игру, увидев, как по главной улице аула скачет верховой, вовсю пришпоривая коня и не переставая кричать:

– Солтану от Буденного! Солтану от Буденного!

То был Шайтан. Он подъехал, запыхавшись, и осадил коня. С трудом произнося слова, он сказал Солтану, которого уже окружили все ребята:

– Буденный прислал тебе шашку. Прислал директору, но это для тебя. Взбирайся ко мне, скорей, ну!

Солтан остолбенел. Это сон? Но Шайтан здесь, его лошадь тоже здесь, значит, не сон. И все же Солтан тихо подошел, тронул пальцем коня, уверяясь будто, что это действительно конь. Затем взобрался на круп коня и помчался с Шайтаном к заводу. Все мальчики бежали за ними, побросав свои сани и альчики и обгоняя друг друга, чтобы поскорее оказаться у дверей заводской конторы.

Солтан пулей влетел в огромный кабинет директора, где уже сидело много людей. Круто остановился. Его разгоряченное, раскрасневшееся лицо пылало, глаза блуждали. Снег на его черных лохматых бурошниках подтаивал, и у ног образовалась лужа. Солтан дышал часто, еле переводя дыхание.

Он теперь заметил на столе у директора что-то блестящее. Сабля! Чуть не бросился к столу, но вспомнил отцовские слова: «Не проявляй шумно свои чувства». Он с мольбой во взоре посмотрел на усатого, как Буденный, директора и только тут заметил отца, стоявшего возле директора.

Директор поднялся, торжественно взял обеими руками саблю и сказал:

– Смотрите, дорогие мои! Вот эту саблю Семен Михайлович Буденный прислал в подарок нашему джигиту Солтану.