— А потом мы уйдем куда-нибудь подальше от самых злачных туристических мест.
— Договорились.
— И никто не будет жаловаться.
— Никто-никто, — заверила его Хейвен.
— И ты позволишь мне купить тебе что-нибудь красивое.
Хейвен снова сделала большие глаза и рассмеялась.
— Посмотрим.
— Ладно. А теперь ступай на балкон, садись и готовься к самому вкусному омлету в своей жизни.
Более вкусного омлета Хейвен Мур не ела ни разу в жизни. Кофе, апельсиновый сок и даже тост — все казалось ей вкуснее того, что она пробовала раньше. Но если учесть, кто был с ней рядом, какой вид открывался с балкона, если вспомнить прошедшую ночь… да она бы кусок картона прожевала, проглотила и сказала бы, что ничего вкуснее в жизни не ела.
— А ты раньше умел так прекрасно готовить? — спросила она, стараясь не говорить с набитым ртом.
— Нет. Похоже, в каждой очередной жизни осваиваешь что-нибудь новенькое. Моя мать меня кое-чему обучила. Прежде чем выйти за моего отца, она была известным шеф-поваром.
— А теперь?
— А теперь она алкоголичка, — спокойно ответил Йейн.
— Мне очень жаль.
— Не расстраивайся, — сказал Йейн. — Тебе ли говорить о трудном детстве. Не так-то просто быть бесноватой целых восемь лет.
— Да нет, все было не так уж ужасно, — улыбнулась Хейвен и очень удивилась тому, как весело она об этом говорит. — По крайней мере, у меня был Бью. Но ты можешь себе представить, каково это — жить в городке, где все убеждены в том, что дьявол обходит дозором восток штата Теннесси?
— С ума сойти! — Йейн покачал головой. — Всем известно, что дьявола нет на юге. Он живет в Нью-Йорке.
— Это шутка, да? — довольно долго промолчав, спросила Хейвен.
— А что же еще? Кстати, а кто такой Бью? — спросил Йейн, нарочито рассеянно тыкая вилкой в омлет.
Хейвен едва удержалась от смеха. Ее еще никто не ревновал.
— Это мой лучший друг. У нас было общее дело, мы вместе шили платья.
— Ага. Стало быть, речь идет о мужчине, уверенном в своей мужественности. — Йейн в третий раз намазал маслом тост. — Каков он собой?
— Сейчас попробую его описать… Высокий, светловолосый, симпатичный, куотербек в школьной футбольной команде, смешной, обаятельный, очень умный. — Хейвен умолкла и сделала глубокий вдох. — Ах да. И еще он гей.
— Аллилуйя. — Йейн вытер со лба воображаемый пот. — А я уж было забеспокоился. А у Бью есть бойфренд?
— В Сноуп-Сити, штат Теннесси? — хмыкнула Хейвен. — Даже если в нашем городе имелись другие геи, у них бы духу не хватило признаться в этом. Если Бью оттуда не выберется, его ждет жалкое существование.
— Я не стал бы так уж сильно за него переживать. Думаю, очень скоро он кого-нибудь найдет, — сказал Йейн.
— Ты так думаешь? — спросила Хейвен, пытаясь разгадать взгляд Йейна.
— Если Бью — твой лучший друг, почему ты о нем так мало рассказываешь?
— Мы поссорились перед моим отъездом. Я раскрыла отцу Бью его тайну. Я не должна была этого делать. Но я хотела сделать, как было бы лучше для него…
— Но у него на этот счет другое мнение.
— Именно так, — кивнула Хейвен.
— Да… Забавно, правда. Для людей, которых любишь, всегда стараешься делать самое лучшее, а потом за все старания получаешь одни неприятности.
Хейвен вздернула брови.
— Мы ведь не про то говорим, что нас могут сфотографировать вместе?
— С какой бы стати я стал менять такую приятную тему на совсем неприятную? — невинно осведомился Йейн.
Очередь к Сикстинской капелле оказались короче, чем ожидали Йейн и Хейвен, хотя двадцатиминутного ожидания под палящим летним солнцем хватило, чтобы на носу у Хейвен выступило несколько новых веснушек. Наконец они оказались в большом помещении, набитом сотнями потных туристов, глазеющих на потолок и наступающих друг другу на ноги. Как и предсказывала Хейвен, никто из них не обратил никакого внимания на красивого молодого человека в «стетсоне» и темных очках. Даже киношная красота Йейна не могла отвлечь внимание туристов от созерцания красоты искусства.
Хейвен минут десять ходила по залу церкви с запрокинутой головой и разглядывала фрески Микеланджело, но наконец у нее разболелась шея, и она была вынуждена вернуться, так сказать, на землю. Ее внимание привлекла роспись на северной стене. Там были изображены три отдельные сцены. Эта фреска работы Боттичелли называлась «Искушение Христа».
— Ты знакома с сюжетом? — спросил Йейн и снял очки.
— Конечно. — Хейвен обрадовалась возможности хоть немного похвастаться своими познаниями. — Когда Иисус удалился в пустыню, к нему явился Сатана в обличье старика-отшельника и трижды попытался искусить его. Сначала он искушал Христа яствами, затем предложил ему все богатства мира. И наконец он возвел Христа на высокую крышу и сказал ему, что если он спрыгнет с этой крыши, ангелы его подхватят. Но Иисус устоял перед всеми искушениями.
Хейвен почувствовала, что Йейн не спускает с нее глаз.
— А ты бы устояла? — спросил он. — Если бы кто-то предложил тебе все, чего ты когда-либо желала, ты бы смогла отказаться?
Хейвен на миг задумалась.