Вечный бой

Не повышая тона, все так же спокойно и рассудительно полковник выкладывал:

- А по-моему, вы не создаете, а разрушаете коллектив. Дробите его на группы. Сегодня создали общество молодых и пьете в нем чай. Завтра общество средних, где будут пить водку. Потом появится общество старших, где, конечно, надо пить коньяк! Это групповщина и, следовательно, непартийный метод воспитательной работы. Расценить это иначе я, к великому сожалению и при всем своем уважении к вам, Афиноген Петрович, не могу.

Но Ячменев не сдавался, стоял на своем и, стараясь быть спокойным, докладывал:

- Общества средних и старших у нас нет, и создавать их мы не намеревались. А с молодыми офицерами работаем, руководствуясь решением партии. Там сказано: нужно искать новые, доходчивые формы работы с людьми, всюду осуществлять партийное влияние. Вот мы и дерзаем. Если что не так, подправьте.

К обеденному перерыву все молодые офицеры знали о туче, которая собиралась над их обществом. Лейтенанты, те самые, кто еще недавно относился с сомнением к этому "мероприятию", кто кроме "прения" в духоте от этих встреч ничего не ожидал, вдруг заволновались, запротестовали, решили постоять за свои субботы. Прежде всего решено было навести идеальный порядок в комнате, где они собирались. Раньше это помещение убирали солдаты. Сегодня же офицеры пришли задолго до начала собрания и принялись вытирать пыль, мыть окна, вытряхивать дорожки.

Шатрову очень хотелось быть на собрании общества. Он даже намеревался выступить в защиту Ячменева, если позволит обстановка. Офицерский чай начинался в восемнадцать часов, и смена дежурных происходила в это же время. Шатров поспешил к заступающему в наряд капитану Никитину. Рассказал, в чем дело, и просил прийти на дежурство пораньше, чтоб успеть оформить прием и сдачу до начала разговора молодых офицеров.

Подготовив зал, лейтенанты разошлись по домам и надели парадную форму.

Когда Кандыбин и Ячменев вошли в библиотеку, они в недоумении остановились: лейтенанты, стройные, выбритые, сияли золотом мундиров. Они, как один, поднялись со своих мест и замерли, приветствуя старших.

Инспектор был такой же, каким его видел впервые Алексей: аккуратный, улыбающийся, добродушный. Но теперь Шатров, глядя на него, думал: "Знаем-знаем: мягко стелешь, да жестко спать". Гость посмотрел на чашки, сахарницы, чайники. "Хорошо, что самовар не успели купить, - мелькнуло у Алексея, - вот был бы для него крючок добротный".

- Прошу садиться, - сказал Кандыбин.

Командир полка не умел маскироваться, его настроение всегда было легко определить по внешности. Сегодня он явно был не в духе: лицо мрачное, в глаза людям не смотрел. Ячменев же старался быть веселым, оживленным. Но Шатров понимал: на душе у замполита кошки скребут.

- Ну что же, товарищи, чай разлит, начнем разговор. Как всегда, сначала послушаем дневниковые записи за неделю. Кто у нас вел дневник?

- Лейтенант Савицкий.

Алексей с досадой подумал: "Одно к одному. До чего не везет Ячменеву! Игорь легкомысленный парень, обязательно ерунду какую-нибудь напорол в дневнике".

Савицкий встал, раскрыл "гроссбух" и начал читать:

- "На этой неделе замечено следующее событие: некоторые офицеры стреляют из автомата хуже своих подчиненных. Да-да, солдаты, которых они учат, стреляют хорошо и отлично, а офицеры на тройку и двойку. Парадокс! Как же так получается? Лейтенант Ланев по этому поводу дал командиру роты такое объяснение: "Мы все знания солдатам передаем - себе ничего не оставляем!" Однако при более детальном разборе выяснилось следующее. Офицеры хорошо знают теорию. Они учат и рассказывают все правильно. Солдаты ползают у приборов и все отрабатывают практически. А офицеры лишь похаживают между приборами, на землю не ложатся, жалеют отглаженные гимнастерки. О том, что теория без практики мертва, знают в младшей группе детского садика. Нужно некоторым товарищам побольше тренироваться на приборах. Тогда и положение с личной стрельбой поправится".

Алексей наблюдал за инспектором. Полковник слушал улыбаясь, а когда Савицкий кончил читать, тихо и холодно сказал Ячменеву:

- Никакой серьезности.

В эту субботу встречались с капитаном Зайнуллиным. Он должен был рассказать о своем опыте. Капитан вообще был человек не из веселых, ораторствовать не умел. И сегодня выступал только потому, что Кандыбин тогда, на разводе, поставил его в такое положение, что отказаться было невозможно. На протяжении всего рассказа Зайнуллин глядел на загорелые кулаки, которые положил перед собой. Он выдавливал из себя короткие, рубленые фразы:

- Прибыл в полк. Принял взвод. Стал работать. Сначала не получалось. Потом стало получаться.

Капитан говорил недолго, с большими паузами. Когда он умолк, Шатров с тоской отметил: "Провал окончательный". Но неожиданно выяснилось, что выступление Зайнуллина инспектору понравилось.

- Докладчик, видно, человек серьезный, - сказал полковник, - это хорошо. Однако в докладе мало сказано о партийной работе и роли комсомольской организации.