Вечный бой

Многие умирали днем и ночью прямо среди улиц, иные в своих домах. Соседи, только по трупному зловонию догадавшись о их смерти, выволакивали мертвые тела из жилищ и клали у входов, где прохожие могли их видеть во множестве, особенно по утрам. Являлись носилки, а где их не было, то клали трупы на первые попавшиеся доски. Случалось, что на одни носилки попадали муж и жена, двое и трое братьев, отец с сыном. Их не сопровождали ни свечи, ни рыдания, ни люди, собравшиеся отдать последний долг усопшему. Дело наконец дошло до того, что мертвый человек стал пользоваться отнюдь не большим вниманием, чем издохшая коза... Чума легко передавалась от больных здоровым подобно тому, как передается огонь в куче горючих предметов... Здоровые покидали своих заболевших ближних без помощи. Общее бедствие породило такой ужас в умах людей, что стали покидать брат брата, дядя племянника, сестра брата, а зачастую жена мужа. Мало того, что еще и невероятнее, даже отцы и матери бросали своих детей...»

За всю историю цивилизации эпидемия чумы 1348—1351 годов была самой опустошительной. «Черная смерть» — так тогда называли чуму — прокатилась по всем странам Азии и Европы и унесла миллионы человеческих жизней.

Рецепт муэдзина

Караван в полсотни верблюдов, вышедший из славного города Триполи, на десятый день пути добрался до одинокой мечети Эль-Ке-маль, затерянной в бескрайних ливийских пустынях. Сотни лет старая, полуразрушенная мечеть служила временным пристанищем для дервишей и паломников, направляющихся в Мекку, к гробу господню. Редкий караван-баши не сворачивал сюда, чтобы вознести хвалу Аллаху под ее священными сводами, а заодно всласть напоить усталых животных прохладной колодезной водой.

После вечернего намаза, когда погонщики, развьючив верблюдов, повели их на водопой, худощавый человек в светлом бурнусе осторожно стукнул в дверь глинобитного домика муэдзина Али. Домик стоял на отшибе, в тени низкорослых финиковых пальм за невысоким песчаным барханом. Оглянувшись по сторонам, человек в бурнусе переступил порог и учтиво поздоровался с хозяином.

— Мир тебе, путник, — ответил старый муэдзин. — Да продлит Аллах годы твои!

Красноватое пламя жирника скупо освещало жилище муэдзина. На стенах вздрагивали тени.

— Меня зовут Алоиз Розенфельд, — поклонившись, представился гость. — Я пришел к тебе, почтенный Али, от Джамала Хафиза.

— Я знаю, путник, — ответил муэдзин, — и жду тебя. Ты пришел за снадобьем против «черной смерти»?

— Да, почтенный Али.

Розенфельд положил на край стола, за которым сидел муэдзин, кожаный мешочек, плотно набитый английскими золотыми гинеями.

Нечеткая тень чалмы на стене поплыла в сторону.

— Отныне «черная смерть» не коснется ни тебя, ни твоих близких, чужестранец, — важно проговорил муэдзин, пряча мешочек с гинеями в недра халата, и воздел глаза к низкому потолку. — Да простит меня Аллах, посылающий на землю «черную смерть».

На столике незаметно появилась деревянная шкатулка, почти до краев наполненная серым порошком, похожим на песок пустыни.

— Одна щепоть этого снадобья, — продолжал муэдзин, — предохранит тебя от смерти. И ты останешься жив, когда все вокруг начнут умирать, сраженные «черной смертью». — Он понизил голос и перешел на шепот: — Состав этого порошка я получил от своего деда — муэдзина мечети Эль-Кемаль, а он в свою очередь — от великого муллы Мустафы Ахмеда. И пожалуйста, поторопись, чужестранец, пока караван-баши не хватился тебя.

Резенфельд улыбнулся.

— Я врач, почтенный Али. Мой долг — помогать страждущим, и поэтому мне нужен не только порошок, но и его состав. Я должен уметь сам приготовлять его.

Муэдзин затеребил пальцами бороду.

— Ты слишком многого хочешь, чужестранец!

— Но разве золото не стоит тайны, почтенный Али? — тихо спросил Розенфельд, доставая из бурнуса еще один мешочек с гинеями и снова пряча его.

На мгновение глаза муэдзина жадно блеснули. Качнувшееся пламя жирника хорошо осветило его костистое лицо, обтянутое пергаментной кожей. Руки, скрещенные на груди, вздрогнули.

— Тайна порошка уйдет со мной в могилу, — глухо проговорил он и провел ладонями по лицу.

— В таком случае прощай, почтенный Али.

Розенфельд подбросил на ладони кожаный мешочек, спрятал шкатулку и шагнул к двери.

— Постой, чужестранец! — сдавленно крикнул вслед ему муэдзин, приподнимаясь со своего места. — Да простит меня Аллах!..

Снадобье приготовляется из костного порошка и высушенных на солнце желез людей, погибших от «черной смерти». Главное, снадобье должно быть достаточно сухим, как песок пустыни в полдень.

Розенфельд подавил довольный смешок и небрежно швырнул на стол мешочек с гинеями.

— Благодарю тебя, почтенный Али!

Он слегка склонил голову, набросил капюшон и, толкнув дверь, вышел в ночь.