В первую секунду я замерла, потом решила, что прохожая просто очень похожа на клиентку Степана. Но дама приблизилась к двери подъезда, и мне стало ясно: это совершенно точно моя бывшая одноклассница! В первую секунду я хотела выскочить из машины и гневно спросить: «Что за дурацкий спектакль? Зачем ты приехала к Дмитриеву, наговорила много гадостей про Ксению Петровну, сказала, что вы много лет не общаетесь. А сейчас я вижу тебя у дома матери?»
И тут тихий внутренний голос сказал: «Вилка, не спеши». Я откинулась на спинку кресла. Если я сейчас брошусь к врунье, она солжет снова, воскликнет: «Тут проживает моя мать? Ну и ну! Вот совпадение. Да я просто хотела войти в подъезд, поправить юбку, она расстегнулась». Мне надо подождать, пока мать и дочь окажутся на улице, и тогда схватить фантазерку за руку. Я уставилась в окошко и безотрывно смотрела на вход в подъезд. Терпение было вознаграждено. Вскоре из дверей вышли двое. Люба сделала несколько шагов, остановилась, заботливо поправила плащ на матери, нежно поцеловала ее в щеку и повела под руку по тротуару.
Я сняла всю сцену на видео и тут же отправила его мужу. Степан позвонил мне не сразу, а в тот момент, когда я уже шла по коридору в его кабинет:
– И зачем она нам рассказывала про конфликт с мамашей?
– У меня та же мысль родилась, – подхватила я. – Может, мы имеем дело с патологической вруньей?
– Смысл ее прихода к нам? – не утихал супруг.
– Не у всех действий есть смысл, – вздохнула я, открывая дверь в кабинет и пряча телефон, – некоторые люди врут из любви к искусству. Патологическая лгунья – это диагноз, его ставят тому, кто не может дня прожить без озвучивания какой-нибудь охотничьей истории. В отличие от шизофреников или других психиатрических больных, самозабвенный врун кажется нормальным человеком. Он придумывает разные истории, причем вполне жизненные, не говорит, что летал на Марс, общался с инопланетянами. Рассказывает про всякие события, которые с ним не происходили. Ну, например, врет, как вынес людей из огня, получил награду. Или написал гениальную книгу, ее не издали в России, потому что содержание антиправительственное, зато в Америке роман стал бестселлером, получил все премии.
– Любовь Сергеевна потратила тьму времени, накропала пасквиль, в котором сама выглядит не лучшим образом, издала его в единственном экземпляре за свой счет, а потом пришла к нам? Зачем? Из любви к вранью? Ну это слишком даже для парня, про которого Гоголь писал в своей книге. Забыл, как его звали, – недоумевал муж.
– Николай Васильевич, – подсказала я, садясь за круглый стол.
– Нет, иначе, – не согласился Степа, – он там весь город перебаламутил, его приняли за крупного чиновника из столицы.
Я рассмеялась.
– Ты имеешь в виду пьесу? Комедию «Ревизор» и ее главного героя Хлестакова?
– Точно, – обрадовался муж.
– Ученик Дмитриев благополучно прогулял все уроки литературы в школе? – еще больше развеселилась я. – Не читал летом список обязательной литературы?
Степан открыл ящик стола и начал в нем рыться.
– Да мне безобразничать нравилось больше, чем над каким-то томиком чахнуть. Я всех писателей считал дураками. Кому нужны книжки? Элина Рафаэлевна, учительница литературы, была слишком добрая, я ее совсем не боялся. Вызовет меня к доске, я стою пень пнем. Другие педагоги на двоечника как собаки лаяли, обещали: «Умрешь под забором, лентяй». А Элина тихонечко вздыхала: «Степа, садись. Не хочу тебе двойку ставить. Завтра опять ответить попрошу, задам вопрос про характер Наташи Ростовой, подготовься». А зачем все читать-то? Можно пару страниц посмотреть, и хватит.
– Да, она детей любила, – улыбнулась я.
– Зотова? – вдруг спросил Юра, который до сих пор сидел молча, глядя в ноутбук. – У меня привычка, как только в беседе заходит речь о каком-то новом человеке, пробивать его по базе. Она сейчас там же работает, правда, теперь педагог на продленке.
Я не поверила своим ушам.
– Элина жива? Сколько же ей лет? Триста?
– Всего восемьдесят два, – уточнил Юра, – всю жизнь в одном месте пашет. Завидую таким людям. Никаких метаний, исканий. Окончила институт, начала детям про «лишнего человека Печорина»[5] вещать, так и вещает десятилетиями.
– Элина прекрасный учитель, – прервала я Шкатулкина.
– Я откопал интересные сведения, – продолжал Юра. – Ученица Гасконина пришла в класс, где училась Тараканова, только на третьем году обучения. До этого она числилась в школе, которая во времена детства Виолы входила в десятку элитных в Москве.