Вечный Египет

Сейчас Хасан Рагаб проводит исследования, связанные с возможностью промышленной переработки стеблей папируса для получения бумажной массы. Он полагает, что решение этой задачи могло бы обеспечить дешевой и высококачественной бумагой арабские и африканские страны, учитывая, что в центральноафриканских областях заросли папируса занимают много миллионов гектаров.

Хасан Рагаб создал на острове Яакуба интереснейшую модель древнеегипетского поселения, окруженного типичной для того времени растительностью. Поездка на лодке вокруг острова среди высоких, закрывающих вид на оживленные берега реки кустов папируса оставляет неизгладимое впечатление. На память невольно приходит излюбленный сюжет рельефов древнеегипетских гробниц: вельможа, окруженный домочадцами, прогуливается на лодке среди густых, кишащих птицами папирусных зарослей. Нередко он охотится на птиц, бросая небольшой бумеранг.

В этом поселении воспроизводятся не только жилища, домашняя утварь древних египтян, но и их занятия. Здесь можно видеть, как сеяли, пахали, ткали, строили, ваяли и, у ж конечно, как изготовляли папирус. «Роли» древних египтян по большей части выполняют студенты каирских высших учебных заведений.

ТАЛАНТЫ РАСКРЫВАЮТСЯ В ХАРРАНИИ

Харрания — небольшая деревня, расположенная неподалеку от Каира, на берегу оросительного канала. Отсюда за зелеными полями и купами пальм у самого горизонта хорошо видны великие пирамиды Гизы. В египетских деревнях дома обычно с плоскими крышами, а в Харрании — с одним или несколькими куполами. Своеобразным обликом селение обязано Рамсису Виса Васефу — архитектору по профессии и энтузиасту по духу. Более тридцати лет назад он приобрел здесь участок земли и, не оставляя своей работы архитектора, стал обучать крестьянских детей изготовлению ковров на ткацких станках. Сейчас харра-нийские ковры известны во всем мире.

Рамсис Виса Васеф встретил нас во дворе своего двухэтажного дома, где вокруг бассейна, обсаженного египетским лотосом и папирусом (которые, кроме посадок Хаса Рагаба, можно увидеть разве что при входе в Национальный музей), растут фруктовые и декоративные деревья. Курчавые волосы Рамсиса наполовину седы, темно-карие глаза, прикрытые толстыми стеклами очков, смотрят устало и чуть грустно. Только временами, когда он рассказывает о своих идеях и их воплощении в жизнь, его спокойный голос теряет монотонность заученной лекции для посетителей, а в глазах зажигается огонек. Нам повезло: Рамсис, судя по всему, с нами был более разговорчив, чем с обычными, частыми теперь экскурсантами, ибо нас сопровождал его старинный друг. Повезло, если здесь уместно это слово, вдвойне: несколько месяцев спустя Рамсиса Виса Васефа не стало…

Проходим в расположенные рядом мастерские. Там работают почти исключительно женщины. У каждой отдельная маленькая комната, где стоит ткацкий станок, и, как правило, кроватка с грудным ребенком. Конечно, мы, как и все, кто впервые попадает в Харранию, не можем сдержать восхищения совершающимся на наших глазах чудом — превращением разноцветных шерстяных нитей; натянутых на примитивном деревянном станке, в прекрасную картину-гобелен, по тонкости оттенков, право, способную соперничать с творениями самых прославленных художников. Но, позвольте, по каким образцам ткут мастерицы? Что-то перед ними не видно даже самого общего наброска будущего ковра, хотя они делают сложнейшие композиции, часто занимающие несколько квадратных метров. Ответ прост и неожидан: никаких образцов, эскизов, предварительных рисунков. Весь замысел целиком в голове исполнителя.

— Эти мастерицы и мастера с десятилетнего возраста прошли мою школу, — говорит Рамсис, — но я учил их только технике ткачества, не давая уроков рисования, композиции и тому подобного. Так что они подлинные и единоличные творцы.

— Но, видимо, пришлось устраивать строгий конкурс для детей, пришедших к вам, чтобы отобрать самых одаренных?

— Нет, никакого отбора вообще не было. Любой ребенок, начавший заниматься у нас, проявляет способности, а иногда и талант. Но дети должны быть из деревни. Городские слишком рано подпадают под влияние кино, телевидения, журналов и книг, которые прививают им стандартный взгляд на мир. Рутинное образование способствует дальнейшему подавлению индивидуального мировосприятия.

Рамсис вспоминает, что еще в молодости, учась на архитектора, он был потрясен неповторимостью средневековой архитектуры Каира, особой красотой каждого отдельного дома. А старые деревни, так естественно вписывающиеся в окружающую природу, придавая ей завершенность, обогащая ее!

— Я не мог понять, — продолжает наш собеседник, — почему наша цивилизация строит такие уродливые жилища. Даже в любимых мною древних кварталах Каира там и сям вырастают безликие «модерновые» здания. Еще более печально, когда такое же творится в деревне.