Вечный юноша. Puer Aeternus

Эпизод с распятием Мельхиора очень информативен. Очевидно, что Фо действительно символизирует возвращение к более древнему архетипическому образу, скрывающемуся за фигурой Христа. Если попытаться сравнить Фо с другими богами, можно заметить, что он оказывается ближе к Дионису. Где бы в романе не появлялся образ Фо, там же встречаются образы роз и винограда, что прямо указывает на возвращение к Дионису. Распятие, превращающее человека в дерево, напоминает об Аттисе, преобразившемся в материнское дерево. Таким образом, можно сказать, что, отдавая себя во власть Фо, Мельхиор тем самым «аттифицируется», то есть превращается в Аттиса. Поскольку все остальные тоже разделяют его судьбу, то кажется, что это группа людей, живших когда-то земной жизнью, а затем распятых и превратившихся в вечно странствующих мальчиков. Судьба каждого из них воспроизводит миф об Аттисе. Как известно, фигуры Аттиса и Диониса служат воплощением юного солнечного бога, бога-сына, умирающего весной.

Таким образом, истоки праздника Пасхи лежат в культовых обрядах, посвященных Аттису. Сохранилась древнеримская мозаика с изображением обвитого виноградной лозой креста и надписью-заклинанием: «О Ты, Дионис — Иисус Христос». Так что, по крайней мере, на заре христианства возникали сомнения в том, не является ли путь Христа повторением судьбы Диониса или Аттиса, но в несколько иной форме. Отцы церкви пытались четко определить новый христианский символ, помешав его поглощению старым культом (что означало бы победу фон Шпата). Чтобы обеспечить новизну и творческий подход к новому символу, новообращенные христиане истово боролись за определение четких отличий христианства от культа Диониса, однако сходство с архетипической фигурой было столь поразительным, что людей обуревали сильные сомнения. Этим и объясняется особый упор церкви на то, что Иисус Христос был исторической личностью в отличие от архетипической фигуры бога Диониса.

Вернемся к культурологической проблеме: если Фо символизирует возвращение к фигуре Аттиса или Диониса, то, вероятно, его фигура воплощает попытку бессознательного создать архетипическое переживание, которое послужило бы мостом через пропасть, возникшую [в сознании автора] вследствие внезапной христианизации. Можно предположить, что пройдя через такое переживание, автор действительно смог бы понять, что означает фигура Христа. Смахнув накопившуюся историческую пыль, вы увидите, что автор ведет речь о возвращении к изначальному переживанию того, что понимается под выражениями «возложить на себя крест», «нести крест» и «быть распятым [вместе] с Христом». Только в романе [переживание] несет другой оттенок — оно более экстатическое, динамическое и архаически жизнелюбивое. Это не что иное, как попытка бессознательного воссоздать христианский символ и оживить его в той форме, в которой он снова будет связан с глубинными слоями человеческой личности.

Насколько широко распространена эта тема и насколько она жизнетворна, можно судить по тому, как подобные попытки предпринимаются бессознательным совершенно в иной области. Те из вас, кто присутствовал на моей лекции, посвященной Никлаусу фон дер Флюэ (Niklaus von der Flue)⁸⁹, могут вспомнить, что Христос [являлся ему] в образе берсерка — древнего воина в медвежьей шкуре. И в этом случае следует видеть не попытку отрицания символа Христа, но его новую интерпретацию, связывающую этот образ с архаичными пластами инстинктивной психики. Символ Христа сохранится в нас только в том случае, если мы поймем его во всей полноте, ведь если он не укоренился в глубинных пластах нашей души, он в любой момент может быть отторгнут, а это означает возвращение к атеизму или новой форме язычества.

Аналогичный феномен можно наблюдать в негритянских духовных песнопениях (spirituals). Здесь обнаруживается языческий пласт психики вместе с его внешним символическим выражением и религиозными эмоциями. Сверху на языческий пласт наложена христианская доктрина, однако христианство — лишь своего рода поверхностная лакировка. Ее всегда можно легко устранить с помощью любого массового движения или анти-пропаганды. И это будет продолжаться до тех пор, пока основной архетип христианской доктрины, который в нашей цивилизации носит имя Иисус Христос, не вызовет из глубины психики архетипический символ такой же силы, [как и языческий], не констеллирует его, полностью связав с эмоциональной сферой человеческой личности. Именно тогда вера станет живой, потому что только внутри себя человек может понять, какое значение архетип Христа имеет лично для него.

В противном случае можно говорить лишь об интеллектуальном понимании символа, заполняющем пустую нишу эволюционной лестницы развития. С тем же успехом можно поклоняться Дионису или, в контексте обсуждаемого, Вотану — его, как вы помните, также пронзили копьем, а затем подвесили на Мировое древо.