Читаем Вечный юноша полностью

Через несколько дней Руманов послал меня за материалом к Эренбургу, остановившемуся, как обычно, в гостинице «Пон Руаль». Илье Григорьевичу доложили обо мне и попросили меня подождать в холле, так как у него кто-то был. Потом он спустился по лестнице, разговаривая по-русски с каким-то пожилым человеком, похожим на русского еврея. Эренбург кивнул мне, сделал знак, что скоро подойдет, и вскоре, простясь с собеседником, подошел ко мне. Мы разговорились о поэзии. И.Г. сказал: «Я думаю, что многим из здешних не надо ехать домой. Им будет очень трудно». Он повторил, что Гингер и Присманова пишут так же, как Мартынов, и что советские литераторы любят

Мартынова. О себе он сказал: «Я старый человек с устоявшимся взглядом, люблю Ахматову, Пастернака. Перед отъездом был у Анны Андреевны Ахматовой. Вернулся с войны ее сын Лев, полковник. Ей трудно, она пишет главным образом на религиозные темы, ей нелегко печататься».

(На следующий день в газетах появилось постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», и я подумал: вероятно, И.Г. пожалел, что был со мной откровенен).

О советской поэзии И.Г. сказал: «10 % у нас подражают Маяковскому, а 70 % — Некрасову, даже не Некрасову, а Никитину» — и махнул рукой. Я подумал, что у него немного друзей-поэтов.

Не помню, дал ли он мне сразу материал для газеты или попросил еще приехать. Но 26 ноября 1946 г. мы напечатали отрывок из романа «Буря» (До нашей беседы, 19 апреля, газета напечатала другой отрывок из романа, а 2 августа — стихотворение «Летучая звезда и моря ропот…» из книги «Дерево»).

Я еще раз приехал к И.Г. за материалом и получил рукопись. Встреча была краткой, И.Г. спешил, но был со мной приветлив и прост.

Дополнение к сказанному: в разговоре о гонораре или о чем-то подобном И.Г. сказал мне, что А.Н.Толстой оставил после себя 8 миллионов рублей.

Еще дополнение. На вечере у Руманова была Наташа Шестова, дочь известного философа Льва Шестова. Она была замужем за французом. Она попросила меня: когда будете у Эренбурга, напомните ему о моей просьбе. И.Г. сказал мне, что всегда необычайно ценил Льва Шестова. Наташа, оказывается, просила его похлопотать об издании в СССР трудов ее отца. Он попросил передать ей, что никакой надежды на это сейчас нет.


(Тут же газетные вырезки о И.Эренбурге — «Слово прощания» К. Симонова, «Перо гуманиста» М. Бажана, «Писатель, человек, гражданин» А. Суркова, «Похороны И.Г. Эренбурга» — Н.Ч.).


68.

(Машинописная перепечатка из «Нового мира», № 12, 1961, стр. 195 заявления «В главную военную прокуратуру от 2 марта 1956 года» А. Фадеева, в котором он, как депутат Верховного Совета СССР, просит ускорить рассмотрение дела сына Анны Ахматовой Льва Гумилева и характеризует саму Анну Андреевну, после постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», как хорошего советского патриота: «Дала решительный отпор всем попыткам западной печати использовать ее имя, и выступила в наших журналах с советскими патриотическими стихами» и т. д. — Н.Ч.).


Но я ясно помню, как Эренбург сказал мне, говоря об Ахматовой: «…вернулся с войны ее сын Лев, полковник» (встреча с Эренбургом в 1946 г. в газете).


69.

(Газетные вырезки: «Встреча с Олешей» К.Паустовского, «Литературная Газета». № 37, 25 марта 1961 г.; «Мастерство и ремесло» Н.Асеева (Творческая мастерская), «Лит. Газета, № 147, 1 декабря, 1959 г.; «Люди смотрят в будущее» Луи Арагона и «Роль рабочего класса в капиталистических странах и единство коммунистического движения» В.Роше (Высказывание французов) — Н.Ч.)


70.

(Вложен листок с записью карандашом Ю.С., сделанная вероятно в больнице, — Н.Ч.)

Человек умирает, но все идет своим чередом, молодые шумно говорят о своем — смеются, пришла няня со шваброй мыть пол…


…Наше позднее счастье память хранилаНа суровой, скале под высокой луной.Счастье. Может быть, море его поглотило,Беспощадной и гулкой ночною волной.И еще мне запомнился столб семафораНа пустынном, уже заржавевшем пути.Неужели же неотвратимо и скороВспыхнет мертвый запретный огонь впереди?Сохнет липовый цвет. Осыпаются листья.Даже звезды не вечны в бездонной глуби.Но короткий твой путь все оправдан, осмыслен,Если что-то сказал, был (ты) добр и мил…


Ночью.

Есенинское:

«И зверье, как братьев наших меньших,

Никогда не бил по голове».

Почему я не написал такие строчки!

Мое органическое, глубокое мое ощущение жизни с самых ранних лет.


Сердце

…что любит жизнь

И ощущает общность

И родственную близость ко всему (живому).


Из ранних детских образов, на самом дне сердца — потрясение на всю жизнь. Какая-то африканская пещера, больной лев и голый человек, вынимающий из больной львиной лапы занозу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза