Вечный юноша

Теперь я глубоко убежден, что если я проживу еще год, то стану свидетелем первого полета человека в Космос. Совершенно потрясающе!

Похоже на то, что завтра на открытии совещания 4-х в Париже Хрущев вручит участникам модель нашего звездного корабля.

Я не националист, а хочется сказать:

— Ha-те, выкусите!

Эх, сейчас только бы жить да жить!

16 мая.

Вечером зашел к своим, прокорректировать фр. письмо для В.В. Шевченко.

Игорь уехал в командировку.

Поразительная история! В семье абсолютное неведение о событиях последних дней. Ни о космическом корабле, ни об открытии совещания 4-х в Париже. Старуха вообще ничего не ведает. Ей простительно — она отделена от мира стеной физической глухоты. Ольгу, видимо, ничего из этих событий, ничего не интересует (Ольга Вышневская, первая жена Игоря Софиева, тоже из семьи русских эмигрантов в Париже, вернувшихся на родину, — Н.Ч.). Не олимпийское спокойствие, а равнодушие. Лева, которому почти 16, всецело поглощен «третьим разрядом» велосипедного гонщика и блещет 7-ю двойками в последней четверти (Лев Вышневский, сын Ольги, рожденный от немецкого оккупанта в Париже, — Н.Ч.), подлинный восторг у него, кажется, вызывают только дикие зарубежные джазы. Да чему он может научиться в атмосфере этого «святого семейства». Какие стремления, какие интересы у него могут пробудиться?

Бабье судаченье о трудностях нашего быта, о недостатках нашей жизни и строя, к которому, увы, не прочь присоединиться и Н.П., тоже не создает здоровой атмосферы для воспитания детей. Не создают ее и те отношения, которые существуют между Игорем, Ольгой и Т.Д.(Татьяна Дмитриевна Вышневская, мать Ольги — Н.Ч.).

Я всякий раз расстраиваюсь, когда навещаю мое «святое семейство». Всякий раз задаю себе вопрос: чем люди живут? Какими интересами? Допустим, Ольга взялась за ум и сейчас учится. Сдает экзамены. Игорь что-то читает и что-то думает. Но меня пугает его выбор товарищей. Этот Султан не вызывает у меня восторга. Может, он и талантливый керамик, но и, кажется, не менее талантливый пропойца. Впрочем, я его слишком мало знаю. Больше всего меня огорчает, что Игорь не учится. Не растет. Целеустремленно не строит себя и свою жизнь. У меня создается впечатление — работа, которую он делает, не увлекает, не захватывает его. Ничего творческого он в нее не вкладывает, т. е. становится человеком «20-го числа» — чиновником. Семейная жизнь оборачивается у него трагической пустотой. Все это образует «некий вакуум», весьма опасный, потому что он может привести к духовному маразму, либо к нездоровой богемной атмосфере, чреватой весьма нездоровыми настроениями.

***

Думается, что мы особенно сильно стали нажимать на педаль в предвидении абсолютной безнадежности позиции Запада, в особенности в вопросе о Германии и Западном Берлине. Здесь тупик.

Возможно, только время разрешит эту проблему — потому что от реальности никуда не уйдешь. Два германских государства это факт. И тут не скажешь: «тем хуже для факта». Либо им нужно признать этот факт и строить реальную политику, исходя из него (совершенно независимо от оценки, как произошли эти государства), либо война. Но нужно надеяться, что охотников войны не так уж много во всем мире. Эти дикие фанатики явные безумцы и самоубийцы.

Если уж так предпочитают «атомную смерть коммунизму», то пусть уж выбирают другой способ смерти и в индивидуальном порядке.

(Рисунок пером горного пейзажа — Н.Ч.).

4. 12/VI

Менее всего мне нравятся у М.Пришвина (большого художника слова) его «весьма», а то и «чересчур мудрые» афоризмы. Есть в них и надуманность, и нарочитость, и какое-то не совсем скромное самолюбование. Никак не отделаешься от чувства — «смотрите, какой я мудрый, какой я хороший».

А вот это мне понравилось: «Толстовское творчество так близко к органическому целостному процессу творчества жизни, что его произведения кажутся нам почти как сама жизнь. Я бы желал, чтобы современная литература заимствовала у Толстого его близость к самой жизни и через это обрела бы естественную правдивость, подвижность, свободу».

Эту толстовскую «бытийственность» я всегда радостно ощущаю и я невольно ее противопоставлял творчеству Достоевского, где внутреннее состояние человека как бы вырвано, обособлено из этого органического целостного процесса жизни.

А что касается его желания, обращенного к современной литературе — кто бы этого не желал!

Чтобы она обрела бы близость к самой жизни, естественную правдивость, свободу и изжила бы ходульность и полуправду.

(Газетная вырезка «Трагедия Джамилы Бупаша», о том, что кто-то подложил бомбу в столовую Алжирского университета, ее обезвредили и обвинили в терроризме 22-х летнюю Джамилу Бупаш, над которой в тюрьме издевались, демонстрируя свои фашистские замашки — Н.Ч.).

«(…) господне MCMLX»!

XX век!

Напечатано это в «Monde», а не в «Liberation» или «Huma».

5.