Вечный колокол

В лесу было немного потише, и тропинка просматривалась меж сугробов, но снег все равно летел в лицо, ветер филином ухал над головой; лес полнился звуками, словно живыми существами: за каждым деревом пряталось нечто угрожающее, стонущее, рычащее, скалящее зубы. Снег метался меж стволов, будто ослепший заблудившийся зверь, с деревьев с треском валились сломанные ветром сучья.

Ледяной ветер… Неестественно ледяной. Не бывает таких холодов в ветреную погоду: мороз пробирал до костей, вгрызался в лицо и руки, охлаждал дыхание и хватал узловатыми пальцами за ребра, выжимая из груди воздух. Где-то недалеко со скрипом и грохотом упало дерево, и Млад опасливо посмотрел наверх — нет ли поблизости еще одного такого же, готового упасть?

Он нашел ель, у которой нижние ветви стелились по земле: сегодня нужен живой, первородный огонь, и живое дерево на костер. А на таком ветру, да еще и в метель, трением зажечь что-то не получится. Млад бросил мешок с шаманским облачением под елку, вынул топорик из-за пояса и направился искать подходящее живое дерево. В темноте, на ветру все низкие деревца казались мертвыми…

Сосенка в обхват ладоней прижималась к толстому стволу вековой сосны, словно искала у нее защиты. Млад решил, что это самая подходящая жертва — одна из сосен рано или поздно зачахнет. Он поклонился юному деревцу, попросил у него прощения и поднял топорик. Жесткий порыв ветра взревел в верхушках деревьев, и в тот же миг над головой раздался оглушительный треск — с таким звуком горит рассыпанный порох. Млад едва успел податься в сторону, когда к его ногам с глухим упругим стуком упала обломанная верхушка вековой сосны. Он покачал головой и вытер мгновенно намокший лоб ладонью — в комле ствол упавшей верхушки был не меньше полутора пядей в толщину.

То ли дед Карачун подарил ему живое дерево, то ли старая сосна откупилась от Млада, защищая юную подругу… Млад, еще не совсем оправившись от неожиданности, пожал плечами и достал из-за пазухи приготовленный кусок ржаного каравая с медом — поблагодарить лес за срубленное дерево.

До полуночи было довольно времени, чтоб добыть живой огонь, разжечь костерок из мелких сучьев и нарубить дров для большого костра — Млад не только согрелся, но и вспотел, махая топором.

Родомил явился на условленное место, когда занимался большой костер, а Млад готовился раздеваться.

— Здрав будь, — проворчал Родомил, осматриваясь по сторонам.

— И тебе… — пожал плечами Млад.

— Ну и погодку ты выбрал… — главный дознаватель взглянул наверх, — деревья падают.

— Это не я… Это день такой. К рассвету стихнет.

— Твоими бы устами да мед пить, — фыркнул Родомил.

— Можешь не сомневаться, погоду я предсказываю точно. Всегда есть небольшие отклонения, ну, за ночь все может случиться, но мне кажется, не в этот раз.

— Да я верю, верю… Ты расскажешь мне, что нужно делать?

— Ты никогда не видел пляски шамана? — удивился Млад.

— В детстве. Когда в деревню приезжал шаман, вызывать дождь.

— Вот то же самое и делай, что в детстве: стой и смотри. Когда я уйду наверх, подойди к костру поближе, чтоб не мерзнуть.

— А дрова надо подкладывать?

— Нет, костер не погаснет, пока я не вернусь. И… не уходи никуда. Мне надо, чтоб меня кто-то поддерживал снизу, высоко лечу…

Млад скинул полушубок и поежился — рубаха захлопала на ветру, в рукава и за шиворот полез снег. Стоило снять треух, как в уши дунул ледяной ветер, взлохматил волосы, сжал затылок крепкой рукой. Млад развязал пояс — даже на лютом морозе не так тяжело раздеваться, как на ветру. А когда он снял рубаху, то вдруг вспомнил о празднике на капище, о девочке, плясавшей в метели и в огне, и о том, как гадал девушкам на суженых. А если он не вернется сверху?

— Я хотел сказать тебе, — окликнул Млад скучающего, задумчивого Родомила, — я сегодня гадал девушкам на празднике. Будет война. Большая война. Конечно, будущего не знают даже боги, и мы вольны его менять, но ты скажи об этом князю, ты же видишься с князем… Может быть, зная о надвигающейся войне, он сумеет ее предотвратить? На войне погибнет много наших людей.

— Сам скажи об этом князю, — неожиданно зло ответил Родомил, — тебя он послушает скорей.

— Да мне как-то неловко… — развел руками Млад, — кто я такой, чтоб говорить с князем?

— Ничего, ты уж как-нибудь. И что ты стоишь голый на морозе? Смотреть же холодно!

Млад накинул на себя залатанную на груди пятнистую шкуру — спасибо шаманятам. Ветер поднял мех дыбом и тряхнул ее свободные полы — шкура защищала от холода, но не спасала от ветра.

Тяжелые обереги на грудь и на запястья, маску. Млад скинул валенки, надетые на босу ногу — снег, набившийся в них, давно растаял, и на ветру ступни едва не свело от холода. Он надел обручи на щиколотки и вытащил из мешка бубен.

— Ну что? — вздохнул он, переминаясь с ноги на ногу, и посмотрел на Родомила, — мне пора.

— А знаешь, в твоем наряде что-то есть… — усмехнулся тот, — что-то дикое, звериное…

— Шкура, — улыбнулся Млад, хотя отлично понял, что Родомил хотел сказать.