Млад опустил голову: в прошлый раз он действительно забыл налить в него воды. А Дана рук вовсе не пачкала, складывая угли в самоварную трубу тонкими щипцами.
- Чудушко… - она обняла его за пояс и потерлась щекой о его бок, - ты создан не для самоваров. Неужели ты действительно не подписал грамоту, как болтает весь университет?
- Действительно, - Млад пожал плечами, не понимая, осуждает она его или нет.
- Вот за это я тебя и люблю, - Дана поднялась и вставила самоварную трубу в печную вьюшку.
- Понимаешь, это были не мои видения. Мне почудилось, будто кто-то нарочно показал мне их. И я не стал подписывать.
- Я думаю, тебя после этого в покое не оставят… - Дана посмотрела на него искоса.
- Уже.
- Да? Так быстро?
- Ага. Ректор вызвал меня к себе - я еще из Новгорода не вернулся. Велел завтра на вече подписать грамоту и повиниться.
- Да ты что? - Дана присела на лавку у стола и подняла удивленные глаза. - Что, прямо так и сказал?
- Ага. Сказал, не Белояр дает деньги университету…
- А… а ты что? И сядь, наконец, я не могу все время задирать голову.
Млад присел напротив нее:
- Я уже решил. Если из-за меня университет лишится денег, я не могу… понимаешь? Это, получается, не только мое дело. Я завтра же уйду из университета, чтоб никто больше не пострадал. Возьму ребят, поеду к отцу… Если уж они решили объявить меня лазутчиком татар, то ректору не придется меня защищать и подставлять университет под удар, понимаешь?
- Только глупостей не делай, ладно? Какой из тебя лазутчик? Ты в зеркале-то себя видел? - Дана усмехнулась и недовольно сложила губы. - И не вздумай никуда уезжать! Никто университет без денег не оставит, это не так просто. Слушай больше, что тебе ректор говорит! Девять десятых денег университету платит Новгород, и решает такие вопросы не дума, а посадник. Да, одну десятую нам жертвуют бояре, но без нее мы не обеднеем, так и запомни. Университет тебя защитит, никто не посмеет взять тебя под стражу без грамоты ректора, если им вообще придет такое в голову. Так что выбрось это из головы, понял? Герой нашелся… Решил он…
- Послушай, но не могу же я прятаться за чужими спинами? Подумай сама, ну как я могу?
- А ты не прячься за чужими, ты прячься за своими, хорошо? С чего это ты вдруг взял, что университет - это чужие спины?
- Ну… Это мое дело, только мое…
- Нет. Это не только твое дело. Слышал, что творилось сегодня в университете? Твоя заслуга, между прочим. Без тебя поискали бы наших татарчат и успокоились. А тут - до драк спорили, виноваты татары или нет.
- А ты считаешь - виноваты? - Млад поднял голову.
- Мне, если честно, все равно. По закону ваша грамота никакой силы не имеет, и неважно, подписал ты ее или нет. И не имела бы, даже если бы ее подписали сто волхвов.
- Нет, я имею в виду - не по закону. Ты сама как считаешь?
- Я никак не считаю. Мне никто не доказал ни их вины, ни их невиновности. И какой может быть разговор?
- Ты говоришь, как профессор-правовед, - улыбнулся Млад.
- А как я, по-твоему, должна говорить? Как баба из Сычёвки? - она засмеялась. - Я надеюсь, ты меня послушаешь и никуда не поедешь. Кроме ректора, в университете довольно законников, чтоб ты чувствовал себя спокойно. И это вовсе не чужие спины, как ты говоришь. Расскажи лучше, как себя чувствует твой Миша.
- Ты знаешь - лучше, - Млад улыбнулся, - только… мне кажется, он будет темным шаманом. Придется искать ему другого наставника. Жаль, конечно. Я за эти четыре дня к нему привязался. Уже думал, как мы станем подниматься наверх вчетвером. Никогда не поднимал наверх сразу троих.
- Как думаешь, он выживет? - Дана посмотрела на него испытующе.
- Думаю, да, - Млад сжал губы и торопливо добавил: - Он очень поздоровел, поправился, и вообще - воспрянул.
- А ты не обманываешься?
- Я не хочу это обсуждать. Неужели ты не понимаешь? Ну как я могу об этом говорить?
- Если он умрет, ты представляешь, что начнется?
- Да я даже думать об этом не буду! - Млад откинулся назад и обиженно поднял брови. - Мне совершенно все равно, что после этого начнется! Он же… он живой человек, он мой ученик! Знаешь, он Пифагорыча так жалел сегодня… Будто родного деда. Я не думал, что он такой… чувствительный. У него припадок случился.
- А что с Пифагорычем?
Млад рассказал о выходке пьяных студентов, на что Дана покачала головой:
- Не нравится мне это что-то… Я сегодня возвращалась из Сычёвки и тоже встретила ватагу… Знаешь, стыдно признаться: я испугалась. Никогда ничего не боялась в университете, сколько лет здесь живу. А тут чуть не бегом до дома бежала. Дикие они какие-то, словно ненормальные, глаза невидящие… Думала: дожила, студентов буду теперь бояться! Может, показалось? Темно было.
Млад очень пожалел, что его в это время не оказалось рядом… Ему захотелось обнять ее узкие приподнятые плечи, но закипел самовар, и вместо объятий пришлось тащить его на стол.
- Ты так на меня смотришь, - Дана улыбнулась, наливая кипяток в чайник, - как будто жалеешь, что сел слишком далеко…
Млад кивнул и придвинулся ближе.
- Я соскучился. И я так устал сегодня…