Вечный колокол

- Знаешь что, дорогой мой! - Дана сжала губы. - Даже думать забудь об этом. Если ты сам объявишь себя виноватым, Родомил не сможет оспорить решение суда новгородских докладчиков в суде князя.

- Мне совершенно все равно, - Млад сел с ней рядом и опустил голову.

- Послушай… - Дана вздохнула. - Вообще-то, это просто свинство.

- Мне стоило додуматься до этого раньше, извини…

- Нет, не извиню! Не извиню! Ты ведешь себя как ребенок! Неужели ты не понимаешь, что это давно превратилось в государственное дело, и речь не идет о смерти мальчика - речь идет о том, чтобы обезвредить тебя! Тебя!

- Я не хочу, чтоб это превращали в государственное дело. Я не хочу, чтоб два суда наживались на Мишиной смерти. И кому нужно меня обезвреживать? Я что, причиняю кому-то вред?

- Младик, тебя хотели отравить, ты забыл?

- Ну, не отравить… И, возможно, вовсе не хотели… Эта травка - сильное обезболивающее, ее могли добавить в мазь из благих намерений.

- Это отговорка. Младик, я, конечно, не все понимаю, но это действительно стало государственным делом, хочешь ты этого или нет, - Дана помолчала и выдохнула. - В тебе видят наследника Белояра.

Он удивленно вскинул глаза:

- Во мне? Наследника Белояра? И кто, интересно, это увидел?

- Князь. И те, кто тащит тебя в суд, и те, кто подсунул тебе эту самую мазь.

- Князь не может ничего в этом понимать. Сила волхва не подчиняется княжеской воле. Я довольно слабый волхв-гадатель, и я знаю это лучше князя. Я не гожусь Белояру и в подметки! Я сильный шаман, но я всего лишь вызываю дождь на хлебные поля. Это - мое призвание, мое предназначение!

- Я боюсь, ты не доживешь до того времени, когда докажешь это или опровергнешь. Тебя или убьют, как Белояра, или осудят как предателя, или отравят, или придумают что-нибудь еще! - выкрикнула Дана со слезами на глазах. - Тебе обеспечили защиту и покровительство князя, и суд над Осмоловым, и оспаривание решения суда докладчиков - это сделано только для того, чтобы показать: ты под защитой! Тебя трогать опасно!

Млад вздохнул и улыбнулся - она на самом деле боялась за него.

- Что ты улыбаешься? - не поняла она. - Что смешного ты в этом увидел?

- Не бойся за меня, со мной ничего не случится, - Млад погладил ее руку, - никто меня не отравит, не убьет и не осудит. Вот увидишь. Я не могу быть преемником Белояра.

- Даже если это так, не смей и думать о том, чтоб оговорить себя в суде! Это плевок в лицо людям, которые защищают тебя. Ты расстроишь их планы, ты…

А Родомил - это человек, который его защищает? Млад скрипнул зубами.

- Мне не нужна защита. И мне нет дела до их планов. Превратить смерть мальчика в игральную кость, устроить из нее представление… Это гнусность, тебе не кажется?

- Младик, ты передергиваешь. Это не так. Пойди и поговори с Родомилом, пока он не уехал. Пусть он объяснит тебе, в чем дело, если ты не хочешь слушать меня.

- Этого мне только не хватало, - проворчал Млад.

- Тогда хотя бы сообщи ему о своем решении. Это будет честно. Пусть он заранее знает…

Млад подумал вдруг, что дело вовсе не в перепродаже Мишиной смерти, и не в politiko, не в игральных костях, - все это его собственные отговорки. Ему страшно бередить рану, страшно вспоминать, страшно ощущать себя виновным и оправдываться при этом. Проще и честней признать себя виноватым сразу. И если это рушит какие-то планы главного дознавателя, то никто его не просил Млада защищать…

- Хорошо, я пойду и скажу об этом Родомилу, - он скрипнул зубами и поднялся, - пусть он знает об этом заранее.

Дана тоже встала с места и пошла вслед за Младом.

- Я тебя провожу, - сказала она, когда он начал надевать валенки.

- Я не заблужусь, - ответил он не очень-то любезно.

- Тогда я постою на крыльце.

Он смягчился и, выпрямившись, приобнял ее за плечи:

- Ты простудишься. Там сильный ветер.

- Младик… - Дана опустила голову ему на грудь, - я почему-то боюсь за тебя сегодня.

Он не мог ее не поцеловать. Может, из-за его глупой ревности, может, потому что они так давно не оставались наедине, но в тот вечер она казалась ему удивительно красивой и желанной. И шел он к ней вовсе не для разговоров, которые могут услышать шаманята…

И опять все получилось как-то глупо, потому что валенки он так и не снял. И, вместо того, чтоб насладиться любовью на ее широкой кровати под пологом - как у княгини - не думая о времени, они творили любовь у двери, на узкой лавке под шубами, торопясь насытиться друг другом, стискивая друг друга в объятиях, изнемогая от близости, мучаясь невозможностью раствориться в чужом теле, тоскуя друг о друге в миг самого тесного соития. Словно боялись друг друга потерять. А потом долго молчали и не спешили разомкнуть объятья. Пока валенок, соскользнувший с ноги, не упал на пол.

- Чудушко мое, - Дана вытерла набежавшие на глаза слезы. - Вот за это я тоже тебя люблю - десять лет как в первый и в последний раз…

Глава 3. Суд