Вечный колокол

Новый главный дознаватель был молчалив. Казалось, ему тяжело открыть рот, чтобы заговорить. Но если он все же изрекал хоть что-нибудь, его хотелось слушать: каждое слово было весомым, как камень в крепостной стене. Он не стремился сблизиться с Волотом, о делах докладывал сухо и никогда не настаивал на своей правоте, хотя в ней и не сомневался. Волот почему-то стал побаиваться его, особенно после одного случая. Они приехали в судебную палату первыми, до появления Черноты Свиблова, - стражник открыл тяжелый замок, запиравший дверь. Обычно главный дознаватель пропускал Волота вперед, но тут вдруг отстранил его от двери и прошел внутрь первым, оглядываясь по сторонам и широко раздувая ноздри, словно принюхиваясь.

- Ты чего? - недоумевая, спросил Волот.

- Здесь кто-то есть, - нехотя ответил Темный, - я чую.

Он снова принюхался и при этом был похож на зверя, поймавшего незнакомый запах в порыве ветра.

- Да нет здесь никого, - пожал плечами Волот, - дверь же только что открыли.

Но Темный прошел по палате, словно пес по следу, а потом откинул скатерть со стола - под ней прятался один из писарей Свиблова.

Никакой опасности не было, писаря подослал посадник - подслушать, о чем перед судом станут говорить князь и его главный дознаватель, - но Волот долго вспоминал вытянутое вперед лицо Темного с расширенными по-звериному ноздрями.

Доктор развеял его страхи, объяснив, что в чутком обонянии нет ничего удивительного, такое случается довольно часто, особенно после каких-то болезней, связанных с носом. Но Волот все равно не мог успокоиться и посматривал на главного дознавателя с опаской, смешанной с уважением: этот человек завораживал его. А еще рядом с ним у него никогда не случалось приступов болезни. Все вокруг раздражали князя, и только Темный вселял в него странное, противоречивое ощущение защищенности и опасности одновременно. В его присутствии можно было не бояться никого, кроме самого главного дознавателя.

Глава 11. Новгород

Млад выздоравливал медленно: горячка то проходила, то начиналась снова, рана затягивалась, гноилась, прорывалась и опять затягивалась. Отец вскрывал ее, но только после третьего раза Млад начал поправляться: болезнь высосала из него все силы. Он почти ничего не ел - кусок не шел в горло, - и плохо спал, и долго не мог начать ходить. К концу шел месяц Травень, начиналось лето, а Млад так и смотрел сквозь стекла на утоптанный двор псковского посадника и не чувствовал тепла.

Ширяй не ушел в Новгород, хотя у него несколько раз появлялась такая возможность, - не хотел бросать учителя. Запасы продовольствия в Пскове таяли, и каждый лишний рот отбирал кусок хлеба у тех, кто сражался на крепостных стенах.

Неурожай в этом году грозил обернуться голодом: слишком много земель останется нераспаханными. Давно пора было возвращаться домой, просить дождя для полей, а Млад, поднимаясь на ноги, не мог пройти и сотни шагов - уставал. Отец говорил, что ему нужно молоко и мясо, а не хлеб и каши на льняном масле, и, наверное, только поэтому в конце концов отпустил Млада в Новгород, еще не вполне уверившись в том, что рана больше не загноится и горячка не начнется снова.

Короткие ночи затрудняли выход за крепостные стены, но с восточной - заболоченной - стороны не было вражеских укреплений, там можно было выбраться из города тайком.

Млад и Ширяй вышли из Пскова на вечерней заре, чтобы преодолеть болото до темноты. Впрочем, темнота накрывала землю не более чем на три часа. Ширяй был полон решимости, повесил на спину топор под левую руку - за это время он чему-то научился и собирался защищать учителя, если враги преградят им путь. Млад с трудом мог поднять меч и очень надеялся, что они никого не встретят.

- Обидно уходить, - сказал шаманенок, бодро шагая по тропинке между болотных кочек.

- Мы в Новгороде нужней, - ответил Млад. Он быстро запыхался от ходьбы.

- Все равно - обидно. Если бы с победой возвращались… А так - бежим, как крысы, по сторонам оглядываемся.

- Псков еще не взяли. Не победа, но и не поражение.

- Все равно. Шведы Копорье взяли и на Ладогу идут. Литовцам Киев отдали, скоро они за Смоленск возьмутся… А я… как крыса…

- Ширяй, ты руку в бою потерял, это немалая жертва. В Новгороде мы нужней. К середине лета жрать будет нечего, не только в Пскове, но и в Новгороде. Так что утешься: кто-то стоит на стенах, а кто-то кормит тех, кто стоит на стенах. Ты же можешь много больше простого хлебопашца.

- Знаешь, Мстиславич, мне иногда кажется, что я… Не знаю, как сказать… Может, это и неправильно - так говорить, но мне кажется, у меня есть какое-то предназначение. Мне кажется, я должен изменить что-то в этой жизни.