– Вовсе нет. Зачистка Колонии № 1 лишь усилит решимость кроликов в других колониях, а не ослабит ее. Так что нам придется убить и их тоже. А если все пройдет по плану Сметвика и мы зачистим всех, неужели вы думаете, что люди с радостью примут нас в свое общество и дадут спокойно наслаждаться пенсией? Нет. Нас пригласили за господский стол лишь для того, чтобы сделать грязную работу и, если все полетит к чертям – а когда-нибудь так и случится, – чтобы под боком был козел отпущения, на которого можно указать пальцем. Вина людей, как всегда, будет возложена на лисов, обстоятельства, а впоследствии и на саму историю.
– Сметвик действительно этого хочет? – спросил я. – Уничтожить их всех?
– Если Переселение не удастся и удар будет нанесен, то да. Но слушайте, – продолжала она, – мне, как и всем лисам, нравится убивать кроликов, однако коммерчески нам гораздо выгоднее их послушание, а не уничтожение. Так что, как ни странно, да, я хочу, чтобы вы попытались и добились мира. У вас два часа. Хорошего вам вечера, мистер Нокс.
Посмотрев в глазок, стражник отодвинул засов и открыл небольшую дверь, прорезанную в одной из створок больших ворот. Я набрал в грудь побольше воздуха, постоял секунду, а затем впервые вошел в Колонию № 1.
Начало конца
«Битвой» ее назвали для того, чтобы казалось, будто стороны были одинаково сильны и что в ее исходе были какие-то сомнения. Пойди сражение по плану, более правдиво было бы назвать его «бойней».
Но оно пошло по-другому.
Шагнув за ворота, я остановился и внезапно осознал, что вошел в мир, который до недавнего времени был для меня закрыт. Я все еще чувствовал себя здесь чужаком и понимал, что никогда не стану «своим», но еще я знал, что Пиппа и Конни будут где-то неподалеку и что я не одинок.
Я огляделся, ожидая увидеть столпотворение кроликов, вооруженных всем, что было под рукой, но рядом никого не оказалось. Пространство между первыми воротами и вторыми, куда тягачи с прицепами обычно привозили компоненты и увозили собранные товары, было пусто. Я подошел ко вторым воротам, которые, как я заметил, были приотворены.
– Есть кто? – сказал я, просовывая голову в дверь. Судя по всему, там никого не было, так что я шагнул внутрь. Слева и справа от меня находились колл-центры и заводы, а вперед уходила единственная магистраль, ведшая к многочисленным рядам земельных наделов, под которыми располагалась сеть туннелей. За ними возвышался сам Мей Хилл, на вершине которого торчала округлая рощица деревьев, прерывавшая горизонт. В воздухе висел пьянящий запах лугового рагу, и ветерок доносил до меня далекие звуки джаза.
– Это Питер Нокс? – послышался вблизи голос Дока. – Твои силуэт и походка дают мне только 42 % уверенности.
Я сказал, что я действительно Питер, и он вышел из тени.
Я улыбнулся, но вместо того, чтобы пожать мне руки, он обнял меня.
– Значит, ты выбрался из Хемлок Тауэрс, – сказал я.
– Подпалил себе усы, когда вернулся в туалет на первом этаже за картиной Киффина Уильямса, – сказал он. – Чуть не забыл ее. Дурак. Но в остальном я жив-здоров. Слышал, тебе большие пальцы оттяпали?
Я показал ему свои руки.
– Вот что бывает, когда играешь с ножницами, – широко улыбаясь, сказал он.
– Пиппа здесь? – спросил я.
– Цела и невредима. Мы следили за твоим судом по радио. Ну и мозги у этого Лэнса де Ежевичного, да?
– Лучшие. Он сказал, что вам нужна моя помощь.
– Да, верно. Иди за мной и коробку возьми.
Мы направились в сторону молельни Лаго.
– Когда они собираются напасть? – спросил Док.
– Ровно в восемь.
– Да, мы слышали так же. Главное, чтобы они напали первыми, а мы защищались. Тогда можно будет сопротивляться как угодно.
Он постучал по своим передним зубам коготком, и они зазвенели, как дорогой фарфор.
– У них есть пушки, – сказал я, – большие.
– Я знаю, – сказал он. – Никто особо и не ждет благополучного исхода, хотя у Констанции и преподобной Банти есть еще несколько козырей в рукавах. Умные крольчихи эти двое, умнее меня. Кстати говоря, – сказал он, – мы еще не решили вопрос с нашей дуэлью. Констанция дала добро, так что ты сам хочешь бросить мне вызов, или мне тебя вызвать? По традиции, это должен делать муж-претендент, то есть ты, но я не гордый.
– Разве сейчас время и место для этого? – спросил я. – И потом, ничего не было.
– Даже если и не было, – со вздохом сказал он, – я видел,
– Как забавно и глубоко.