Вечный кролик

– Так с чем ты хотела, чтобы я тебе помог, Конни?

Она достала из своей сумки два сценария.

– У меня прослушивание в понедельник, и я хотела попросить: ты не мог бы порепетировать со мной несколько сцен?

– Конечно, – сказал я и сел рядом с ней. – Но я не актер.

– Все мы актеры, – сказала Конни. – Наши истинные чувства и желания скрываются за масками, вырезанными по лекалам принятых общественных норм. Разве ты не согласен?

Не дожидаясь моего ответа, она передала мне один из сценариев.

– Тебе не придется играть. Чтобы войти в образ, мне нужен партнер, который будет зачитывать другие реплики. Вот сцена, которую я хочу отрепетировать, – прибавила она, кладя свою теплую лапку на мою руку и придвигаясь поближе. – Я – коварная роковая крольчиха, пытающаяся обворожить одну мелкую сошку, чтобы он убил моего мужа на дуэли. Я сама это написала.

– Ух ты, – сказал я, – триллер?

– Мелодрама. Мы очень стайные создания, проводящие всю жизнь в тесном сообществе, из-за чего в нас зародилось такое сильное влечение к семейной драме. Последний ремейк «Пампушат» длился три часа и был похож на смесь «Беспокойных соседей», «Амадея» и «Форсажа».

– Звучит сложно.

– Не для нас. В нашей версии «Комедии ошибок» – девять шестерок близнецов. Так намного веселее. Шекспир тут сильно прогадал.

– А кролики, похоже, во всем отрываются на полную катушку.

– Согласна. Нам нравится пользоваться и тем, что мы кролики, и тем, что мы отчасти люди.

– Это чем, например?

– Речь – суперполезная штука, а также разум, свобода воли и абстрактное мышление. Способность понимать литературу, музыку и художественные искусства тоже очень классная. Нам особенно нравятся фильмы Барбары Хепуорт и Престона Стерджеса, а еще все те, где играют Джимми Стюарт или Мэгги Смит.

Она прикусила губу и подумала еще немного.

– Но есть и отрицательные стороны: осознание собственной смертности – вот очень печалит, эдакий колоссальный спойлер всей жизни. Да и к вашей враждебности с чувством беспочвенной ненависти тоже нужно привыкать. И все это кажется таким, ну, бессмысленным, пустой тратой духа, особенно если подумать, чего вы могли бы достичь, будь вы чуточку более сплоченными и целеустремленными.

Несколько секунд она молчала.

– Но, как ни странно, чувство, противоположное ненависти, смягчает это ощущение напрасности. Будучи просто кроликами, мы очень много занимались сексом – да и сейчас продолжаем, – но все выходит на совершенно новый уровень, когда в дело вступает любовь. Это похоже… Я даже не знаю… Словно всю свою жизнь ты слушал лишь неумелые попытки шестилетнего ребенка насвистеть мелодии из «Мэри Поппинс», а затем вдруг услышал музыку Пуччини.

– Это действительно здорово, – согласился я, – но лишь в том случае, если твой возлюбленный любит тебя в ответ.

– Верно, – сказала она, – и любовь часто застает нас врасплох, проявляясь самым противоречивым и произвольным образом.

По мере того как она говорила, ее голос становился все тише. Я заерзал на диване.

– Скажу честно, – сказала она, пристально глядя мне в глаза. – С первой секунды, когда я увидела тебя, я знала, что мы будем вместе, каким бы безумием это ни было. Что любовь преодолеет все преграды. Что она всегда преодолевает их.

Я смотрел на нее, не веря своим ушам. Много лет назад я тоже это чувствовал, впрочем, как и сейчас. Всегда. И стоило мне задуматься, как правильно целовать крольчиху – да и целуются ли кролики вообще, – она вдруг взяла себя в руки и резковато сказала:

– Реплика.

– Прости, что?

– Твоя реплика. В сценарии.

– Ой, – сказал я и, чуть ли не паникуя, посмотрел вниз, а затем просто прочитал первую увиденную строчку.

– Я беременна от твоего дяди, – сказал я, – и, похоже, у меня будет восьмерня.

– Думаю, мы пропустили страницу, – пробормотала она, взяв мои листки, перевернув один и постучав по первой строчке. – Вот отсюда.

– Ты очень красивая, – сказал я, – но у нас ничего не получится.

– Да, ты так говоришь, – сказала она, – но от твоего внимания наверняка не ускользнуло, что между нами что-то есть, что-то сильнее нас обоих – взаимное влечение, которое выходит за рамки надоедливых норм повседневной жизни.

Я ничего не сказал, и она моргнула.

– Я не знаю, что сказать, – сказал я.

– Скажи то, что чувствуешь, – прошептала она, закрыв глаза и наклонившись вперед.

– Нет, – сказал я, – я и правда не знаю, что дальше говорить. Кажется, в твоем принтере закончился картридж.

В качестве объяснения я показал ей сценарий.

– Ой! – сказала она, выглядя смущенной. – Кент, наверное, снова пользовался принтером. Негодный мальчишка, – затем она прибавила: – Тут что, жарко?

– Да, жарковато, – сказал я.

– Тогда ты не против, если я сниму кардиг…

Она замолчала, поскольку во входную дверь кто-то постучал.

– Черт, – сказала она. – Это Док.

– Он разве не на Ближнем Востоке?

– Ой, точно, – сказала она. – Тогда, наверное, Руперт.

– Разве ты с ним не порвала?