Вечный огонь

Особенно усердствовал Николай Черных, капитан волейбольной команды своей лодки. Его подачи были резки и трудны для приема. Подавал он так: подбрасывал мяч высоко, бил по нему с разворота, из-за плеча, во весь мах. Мяч летел по прямой обманчиво низко. Противнику казалось, он непременно врежется в сетку. Но не тут-то было. Мяч проносился над верхушкой сетки, не задевая ее. Принимавшие его руки часто не в силах были остановить стремительный лет. Мяч вскользь касался пальцев, чувствительно обжигал их, уходил далеко за пределы площадки. Следовал свисток, назывался счет. Николай снова шел на подачу. Бывало, он доставал, казалось, безнадежные мячи: падая, успевал взять мяч у самого пола или перехватывал уходящий за площадку от своего же игрока.

Вале особенно нравилось, как Николай играл у сетки. Он тушил мячи в той же манере, что и подавал: с маху, с разворота, из-за плеча. Блокировать его было почти невозможно. Если же улавливал чутьем, что сблокируют, он мягко перебрасывал мяч через подставленные для блока руки или направлял его в сторону, вдоль сетки, а то еще посылал отвесно вниз.

Валентина принимала близко к сердцу поражение и той и другой команды, волновалась за тех и за других. Потому в конце игры выглядела усталой. Но стоило ей зайти в душ, постоять минуту-другую под знобкими струями, как она враз преображалась. Торопливо переодеваясь, знала, что у выхода ждет Николай. Понимала, что задерживаться ему никак нельзя, он только посмотрит на нее, помнет в руке ее пальцы, вздохнет и побежит догонять строй.

16

Еще будучи курсантом, Алексей Горчилов проходил практику на большом противолодочном корабле. Про себя называл корабль крейсером, который и в самом деле был похож на крейсер: огромный, с высоко поднятыми массивными надстройками, с бомбометами и ракетными установками, многотрубными торпедными аппаратами и зенитным оружием. Нравилось Алексею и то, что в кормовой части была специальная вертолетная площадка с ярко очерченным кругом — местом посадки. Когда вертолет возвращался из полета, опускался в указанном месте, его закатывали в ангар. Вертолет на корабле — необычное сочетание флота и авиации. Раньше такого не видел. Ему доводилось бывать на крейсере «Киров» — прославленном балтийском корабле-ветеране, защитнике Ленинграда. Там все по-другому: артиллерийские башни главного калибра, зенитные пушки, торпедные аппараты, метатели глубинных бомб — они и по размерам и по конструкции выглядели старыми и упрощенными, отжившими и непригодными для современного морского сражения, где механизмы управляются электроникой и автоматикой, зависят от радаров и локаторов, где оружие превосходит своей точностью и мощностью. Крейсер «Киров» стал учебным кораблем.

В наше время все так быстро устаревает. Вчерашний флагман, образец военного кораблестроения, сегодня стал просто плавучей казармой для молодого пополнения.

Большой противолодочный — иное дело. Хотелось верить, ему уготована более высокая судьба. Он постоянно будет юным и мощным. Его механизмы и оружие — самыми совершенными. Его формы вечно будут радовать человеческий глаз.

И еще был дорог большой противолодочный Алексею Горчилову тем, что на нем впервые побывал в заграничном плавании.

Балтика выглядела серой и неприютной, сильно штормила. Северное море тоже встретило штормами и туманами. Зато когда вошли в пролив Па-де-Кале, когда оказались на траверзе английского порта Дувр, выглянуло солнце. Обычно свинцово-зеленоватые волны поголубели, стали приветливее, море успокоилось, раскинулось в тихом штиле, но корабль покачивало килевой качкой, от которой теснило желудок.

К Гавру подходили в полдень. Алексей глядел во все глаза на обрывистые берега, светившиеся белыми срезами, на гавань, заполненную судами, и крупными, и мелкими, на причальные стенки, у которых тесно стояли транспорты, на множество портальных кранов, движущихся у причалов, то опуская свои клювы над трюмами судов, то снова поднимая их высоко, унося далеко в сторону выловленные грузы. Все показалось знакомым, обыденным, точно корабль находится не во Франции, а где-то у своих берегов, точно перед глазами не знаменитый Гаврский порт, а один из наших крупных портов.

На вторые сутки объявили список увольняющихся на берег. Среди многих других Алексей услышал и свою фамилию, даже растерялся: куда идти, зачем, с кем идти? Как он, безъязычный, будет чувствовать себя в чужом городе? В школе и в училище занимался английским, умеет читать, с грехом пополам может понять, о чем говорят, в случае надобности кое-как объяснился бы. Но французский — темный лес. Это убавляло и принижало радость увольнения.