Вечный огонь Ленинграда. Записки журналиста

В цехах, где еще так недавно шумели десятки станков, было тихо и безлюдно. И удивляться нечему: только с начала года заводской коллектив потерял 236 своих товарищей. Почти все они погибли от голода. Из восьми кузнецов в живых остался лишь один. Умерли опытные инструментальщики и слесари, люди преклонного возраста, — гордость завода. Не выдержал нечеловеческого напряжения и скончался, не выходя с завода, его директор М. В. Снежков, выдвиженец рабочего коллектива.

И все же многим удалось сохранить жизнь с помощью общественности. Хоть завод и не работал, но продолжали действовать партийная, профсоюзная и комсомольская организации. Многие, как и прежде, каждый день являлись на работу, некоторые тут и жили. Единственным блюдом в заводской столовой была похлебка, приготовленная из «хряпы», серых листьев капусты. Чтобы как-то поддержать силы людей, пустили в ход техническое сало, желатин, все, что можно употребить в пищу, из случайных запасов, обнаруженных на заводских складах. А 15 января открыли лечебно-санаторный стационар, куда приводили или приносили наиболее истощенных рабочих и работниц. Тех, что сами уже не в состоянии были передвигаться. Здесь больные находились от 10 до 40 дней. В этом было спасение. Снабжение стационара продуктами из городских фондов с каждой неделей становилось все более полновесным.

— Сейчас завод постепенно восстанавливает свое основное производство — выпускает хирургический инструментарий, — заканчивает свой рассказ Анна Алексеевна. — Изготовляем также детали для пулеметов, солдатские штыки и боевые ножи для партизан. На днях правительство вынесло решение об эвакуации завода на Урал, в Нижний Тагил.

Еще в красном уголке, беседуя с рабочими о положении на фронтах, я обратил внимание, что многие из них не оправились от изнурительной дистрофической болезни, выглядят крайне изможденными, вялыми. В цехах это было еще заметнее: люди работали неторопливо, экономя каждое движение. У многих станков копошились подростки 14–15 лет. Чтобы управлять механизмом, им приходилось становиться на ящик или специальную подставку.

Сердце сжималось от боли, когда я думал о тяжелых жертвах, которые принесла рабочему коллективу фашистская блокада. И в то же время меня переполняло чувство великой гордости за этих несгибаемых людей, героических сынов и дочерей рабочего класса, переживших во имя светлого будущего неимоверные лишения и страдания и теперь самоотверженно отдающих свои последние силы для победы над врагом.

* * *

Однажды погожим весенним днем мы с В. Н. Ивановым, первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВЛКСМ, побывали в 55-й армии. На юго-восточной окраине города, в селе Рыбацком, должен был состояться армейский слет сандружинниц и медсестер. Всеволоду Николаевичу предстояло выступить перед ними, рассказать, как работает в условиях осады ленинградская организация ВЛКСМ. Ведь это были наши комсомолки, записавшиеся летом прошлого года в народное ополчение, — молодые работницы, студентки, вчерашние школьницы.

В штабе армии, в помещении школы, собралось несколько сот девушек. Подтянутые, в чистеньких, ладно сидевших на них гимнастерках, они пришли сюда как на праздник, похожи были скорее на курсанток военно-медицинского училища. А между тем все они прошли суровую боевую школу, проявили беспримерное мужество и бесстрашие, — вынесли с поля боя под огнем противника десятки тяжело раненных солдат и офицеров. На груди у многих — боевые награды, красные и желтые нашивки — свидетельства ранений. Лютая зима, систематическое недоедание и тяжелый ратный труд наложили и на них свой отпечаток. Лица худенькие, бледные, но жизнерадостные, счастливые. Многие из них впервые за несколько месяцев выбрались с передовой, побывали на улицах города, повстречались с подругами, которых давно не видели.

Тут и меня ждала приятная неожиданность. Я встретил Люду Дробинскую, работавшую три года назад секретарем комитета комсомола Медицинского института. С тех пор она успела получить диплом врача и теперь работала в санотделе 55-й армии. Мы с ней тепло приветствовали друг друга.

Комсомольская организация Медицинского института была одной из самых крупных в Петроградском районе, насчитывала несколько тысяч девушек и юношей. Возглавлять такой отряд молодежи было делом нелегким. Люда с ним справлялась отлично. Она пользовалась большим авторитетом. Несмотря на большую учебную и общественную нагрузку в институте, Люда находила время и для того, чтобы принимать деятельное участие в жизни районной организации, была одно время членом бюро райкома.

И здесь она на виду — одна из устроительниц и хозяек слета, — принимает и рассаживает делегаток и гостей, беспокоится, хватит ли стульев в президиуме. Узнаю все ту же неугомонную, порывистую хлопотунью Люду! Между делом Дробинская успела рассказать мне коротко о себе: была врачом-ординатором в стрелковой дивизии, прошла с ней трудный боевой путь, одной из последних уезжала из горевшего Пушкина.