Вечный поход

Процессия тороплива настолько, сколь быстро способны передвигаться быки. Если какое-то из животных валится с ног от усталости — его тут же убивают и пускают в пищу. Взамен новых впрягают, захваченных по дороге. Это дарует быкам отсрочку от смерти. Только быкам. Ибо всех прочих встреченных живых существ — будь то зверь, будь то человек — убивают!

Никому не должно узреть похоронную процессию — смертное горе глазам, случившимся некстати!

Вот в высоких травах испуганно юркнули две человеческие фигуры. Десяток всадников тут же пускают коней во весь опор. Мчатся к ним, рассыпаются веером, преграждая все пути для бегства. Настигают… Коротко свистят неотразимые стрелы. Свет меркнет в глазах случайных путников, которые так ничего толком и не успели понять.

И поясняет старший ловчий вослед их улетающим душам: «Отправляйтесь в Заоблачную Страну! Будьте там покорными слугами нашему повелителю! Служите усердно и молчаливо».

Снова и снова шарят раскосые глаза по степи. Выискивают тех, кто должен отдать свои жизни только за то, что случайно, не ко времени, оказался не в том месте.

Несовершенен этот мир! У камня нет кожи… у меча нет разума… у человека нет вечности… И не все пути ведут в завтрашний день. Особенно — пути, пересекающие страшные нити оборванных жизней.

Хлещут кнуты по спинам измождённых быков. Падают с их мясистых губ хлопья пены. Подрагивает голова мёртвого воина, сокрытого во мраке гроба. Колышется кубок с неподвижным кречетом, обречённо зависшим в золотом небе. Всё ближе стольный Чёрный град.

Всё ближе и ближе безутешные рыдания и обильные потоки слёз…

Не на ратном поле, не в бою… от хвори, коварно подкравшейся изнутри… однако в военном походе, как сам того желал… УМЕР величайший полководец всех времён и народов земных.

Глава восьмая ВЗГЛЯД СЕРОЙ ЗВЕЗДЫ

Солнце пробивалось сквозь несвежую и нестройную зелень, дробилось, переламывая о листья поредевшие лучики. Обломки лучиков падали с ветки на ветку, осыпаясь светящимися брызгами. Эти осколочки солнечной мозаики заполнили перелесок неожиданно радостным светом. И если бы ещё птицы опомнились и защебетали наперебой — подсознание обязательно сыграло бы со мною злую шутку.

Оно меня принялось бы успокаивать и почти наверняка своего добилось бы, незаметно отдав приказание всем частям тела расслабиться. И тело мгновенно допустило бы сбой, утомившись несколько дней подряд исполнять роль безотказного механизма, боевой двуногой машины. И тогда я вряд ли даже дёрнулся бы на этот еле-еле слышный короткий свист… Но, слава ка-пэ-эс-эс, как приговаривал мой давно покойный наставник, — птицы меня не подвели.

Птицы молчали.

И эта птичья неразговорчивость оглушала похлеще, чем тишина, стоявшая бы в перелеске, не будь здесь птиц вовсе… Но в том-то и дело, что птицы — были. Я даже чувствовал их шевеление в гнёздах, их балансирование на качающихся ветках с непроизвольными взмахами крыльев. Я физически ощущал птичьи взгляды сквозь плотную, но не сплошную листвяную крышу.