— Эге-гей, дядя! Как слышишь меня? Приём! — потряс я его за плечо.
Радость победила страх, растянула губы в осторожной улыбке.
— На-аши… — скорее выдохнул, чем сказал Митрич. — Партиза-аны…
— Ваши-ваши, — невесело усмехнулся я. — Признал… Ты мне лучше вот что скажи, куда ты родимую деревню дел? Растащил, как муравей по брёвнышку? Или оптом французам продал?
— Да ты чё?! — округлил глаза Митрич. — Нешто такое возможно? Я тут малёхо рассудком не тронулся! До сих пор в толк не возьму… как это… понимашь… Хрень какая-то… я ж как увидал…
Его лицо задёргалось. Скривилось. Глаза предательски увлажнились — вот-вот задождит.
— Стоп, славяне! — Я подал ему руку, помог подняться. — Рыдать не будем. Будем рассказывать… Давай, батя, по порядку.
Однако по порядку — не получалось. Митрич то божился, то, забывшись, чертыхался. Нёс совершенную околесицу. И всё же минут через двадцать, прокашлявшись от пары глотков поднесённого мною спирта, подсушив слякоть на лице дымом дарованной сигареты, постепенно пришёл в кондицию рассказчика. И поведал о своих мытарствах. По всему выходило, что были мы в равном положении. Ни он, ни я процесс исчезновения деревни не видели. И он, и я лишились многого. Митрич потерял кров и всё нажитое, не говоря уже про родственников и односельчан. Я же лишился своего арсенала, что в моём положении на весах судьбы весило никак не меньше.
Вот это я прокололся, так прокололся… Но кто ж мог знать, что без вести способны пропадать не только люди, но и местности?!
Постепенно речь Митрича стала более связной, в ней кристалликами проступила информация о случившемся. Но эмоции всё же раз за разом захлёстывали его, и он начинал взывать. В основном — ко мне…
— Лексей, ну ты помнишь свои слова? Помнишь? Ты ж сказал, что воды вокруг деревни вовсе не видел… Я ещё серчал, как это, мол, ежели вся округа — сплошь речка! Ты потом ушёл, а я… Да нет, думаю, чем партизан не шутит… Одним словом, подался я за околицу. Проверить…
Никакой речки, якобы огибавшей ранее деревню с трёх сторон, а тем паче многочисленных потайных бродов, он не отыскал. Это повергло крестьянина в самый настоящий ступор… Некоторое время очумело пошатавшись по окрестностям, оказавшимися разительно отличающимися от привычных с детства, Митрич вернулся назад. И вот тут-то — увиденное смяло его окончательно.
Забродье — его родимая деревня! — исчезло. Вместе с домами, заборами, огородами и тремя улицами. Вместе с родной семьёй, односельчанами, живностью. Наконец, вместе с французами, их лошадьми и обозами. Пропала! Причём, именно за ту пару часов, что он потратил на поиски речки.
Объяснить этот убийственный факт его мозг был не в состоянии, да и предложить хоть одну версию — как сие могло случиться? — не смог. Данное прикосновение к Неведомому леденило кровь и вселило безотчётный панический страх в нутро Митрича, и без того-то не отличавшегося приступами героизма. Правда, сейчас, по мере успокоения и осознания непоправимой утраты, в него вошла пустота. А в глазах поселилась тоска, смешанная со страхом и ожиданием непременной беды.
Слова кончились.
Утешать его не хотелось.
Себя — тем более.
Мы, не сговариваясь, молча сели в пышную траву. Устало привалились спинами друг к другу.
На моих губах блуждала непонятная улыбка. Зубы теребили кончик какой-то травинки. А глаза уныло уставились на всё ту же сосну, словно фотографируя её на память… Хотя бы её.
Что происходило с физиономией Митрича, мне было неведомо. Могу ручаться лишь за то, что самая хлипкая мышца его спины, ниже левой лопатки, противно дёргалась; остальные, напротив, закаменели.
Неспешный ветерок лениво копался в наших волосах, наверняка задавшись целью отыскать хоть какое-то подобие мыслей. Безрезультатно.
Вместо мыслей толпились одни обрывочные воспоминания. О пройденном пути. О невесть куда канувшей деревне Забродье… Правда, потом одна мыслишка всё же прихромала. Такая же неказистая и суетливая, как и мой собеседник.
«А что теперь с Митричем прикажете делать, барин?»
Решение, напротив, было величавым и неспешным, Выплыло белым лебедем.
«Что делать — что делать… Куда ж его девать, бедолагу? Как есть — будет сын полка. Хоть и переросток».
…Прошлое опять напомнило о себе осязаемым рваным куском, с которого так и капал жизненный сок.
— Фамилия, имя, отчество?
— Дымов Алексей Алексеевич, — устало отвечал я.
— Охарактеризуйте себя адекватно самовосприятию.
— Ну-у… Значит так… Довольно упитанный рослый детина… Немножко лучше себе подобных… В прошлой жизни был Ангелом… Разжалован за ненужную инициативу.
— Как оцениваете свой уровень подготовки?
— Самой последней цифрой…
— Сколько человек в вашей спецгруппе?
— Уже нисколько…
— Вы согласны участвовать в проекте «Вечная Война»?
— Да! Согласен…
Лампа наконец-то погасла. Вселенная погрузилась во мрак.
Это уже потом был рискованный и авантюрный поход сквозь незнакомую враждебную территорию. Вечный поход одиночки неизвестно куда сквозь непонятно что. Дело было после.
А вначале, как и водится, было — Слово.
И этим Словом было судьбоносное «Да!».