Вечный приговор

которая в те времена была большим дефицитом.

Наталья ничего для себя не «заказывала». Во-первых, ей не хотелось с

самого начала показаться меркантильной, а во-вторых, она рассчитывала, что он

добровольно проявит хотя бы незначительную толику благодарности за

предоставленный ему бесплатный Дом Отдыха. Она с настороженностью и

напряжением следила за тем, как Омар показывал своему брату всевозможный

товар в изящных упаковках. Братья долго обсуждали «рынки сбыта» и наиболее

подходящие цены, сидя за «её» столом и кушая «её» еду!

Уже было далеко за полночь, когда за Рашидом захлопнулась дверь, и Омар,

очень довольный результатами осмотра и проведённым вечером, хозяйским

тоном попросил Наталью постелить постель. Она как будто не услышала его

просьбы, продолжая неподвижно сидеть и смотреть в одну точку. «Он даже не

предложил мне крохотной баночки теней!»,– настойчиво вертелось у неё в

голове, и с этой мыслью постепенно начало приходить понимание, что на их

сделке была поставлена последняя печать: «Я тебе ничего не должен!»

Но Наталью одолевала не столько злость, сколько простое любопытство, и

поэтому она не выдержала и осторожно спросила:

– А почему ты мне не предложил косметику?

– Выбери, что тебе надо,– тихо процедил Омар сквозь зубы, не глядя в её

сторону и сделав неопределённый жест рукой.

Она начала демонстративно и медленно перебирать упаковки,

одновременно наблюдая за его реакцией. «Ну что ж, это лучше, чем ничего…»,

подумала она вскользь, сама не понимая, что именно имела в виду – сирийскую

косметику или свою жалкую советскую жизнь.

Эта тенденция «Я тебе ничего не должен» продолжала незаметно

разрастаться, а с ней подключались всё новые и новые линии поведения,

которые эту тенденцию только подтверждали. Где-то на шестом месяце их

совместного проживания Омар начал нарушать негласный договор – приходил

поздно, или по его словам «задерживался», и, что интересно, иногда его

задерживали до самого утра.

Теперь Наталья негодовала. Она сидела долгими холодными вечерами у

окна, с погашенным в квартире светом и смотрела на залитую фонарями дорогу

перед домом, как будто появление знакомого силуэта было вопросом жизни и

смерти. Иногда на неё накатывало такое волнение, что даже перехватывало

дыхание, и в такие минуты ей казалось, что сейчас у неё остановится сердце. Но

сердце ритмично отсчитывало долгие минуты и часы, в то время как её

возлюбленный всё никак не приходил.

Ей вспоминались такие же долгие вечера много лет назад, когда она была

совсем маленькой. Она все время спрашивала: «Когда придет мой папа?», и ей

говорили, что он придёт очень скоро, надо только быть послушной и прилежной

девочкой. Но он так никогда и не пришёл. Возможно, именно с тех пор этот

страх поселился в её душе – ведь люди, которых она безгранично любила, имели

тенденцию не возвращаться…

Когда Омар приходил далеко за полночь, Наталья обычно была уже в

постели, вымученная ожиданием и накатываемым волнами возмущением. Это

возмущение прорывалось в каждом её жесте и громко выкрикиваемых словах.

Как он мог? Ведь она отдала ему всё! Предоставила такие роскошные условия

для жизни. Разве ему лучше было в общежитии? Почему он этого не ценит?

Несмотря на всю эту разыгрываемую драму, в глубине души Наталья

понимала, что Омар еще слишком молод и ему неинтересно сидеть дома с 33-х

летней дамой, а также таскать её повсюду за собой – только потому, что она

предоставляет ему жилье и еду. Но она загоняла эту мысль в глубь своего

подсознания, как смахивают крошки со стола, чтобы навести порядок в доме.

Но порядок навести было трудно, потому что в ответ на её гневные

обвинения Омар только вызывающе хохотал. Он прибегал к излюбленной

тактике любого мужчины, обладающего увесистой долей здорового эгоизма, и

который всеми способами старается избежать обсуждения «женских» проблем –

он прикидывался полным идиотом! Его взгляд излучал полное недоумение, как

будто он действительно не понимал, чего от него хотят. В такие минуты он

небрежно раскидывался в глубоком кресле, и, находя промежутки между её

гневными тирадами, спокойно и деловито вставлял: «Слушай, что у нас есть

покушать?» Короче, вёл себя с достоинством счастливчика и баловня судьбы,

которому люди просто не могут предъявлять претензий, и поэтому должны

прощать все его невинные фривольности.

Когда же Омар видел, что его природное очарование никак не действовало

на Наталью, и она по-прежнему не несла ему поздний ужин, его голод каким-то

чудотворным образом начинал действовать на понимание «женских» проблем. И

тогда он менял тактику – сдавался и обещал, что больше этого никогда, никогда в

жизни не повторится. Что с этого самого дня они всегда будут ходить на

вечеринки вместе, или приглашать друзей домой. В таких случаях Наталья

сдавалась, начинала верить во всю эту ахинею, или, вернее сказать, её

успокаивал сам звук этой целительной ахинеи, и тогда она послушно шла к

холодильнику…

Но иногда он всё-таки делал попытки раздвинуть границы заключённого

контракта, и тогда, напуская на себя важный вид, говорил, что у него бывают