А в триклинии продолжался пир. Гости любовались танцами рабынь и никто не заметил длительного отсутствия хозяина и одного из главных гостей…
Спартак против…
Спартак против… Spartacus versus…
681–682 г. г. ab Urbe condita
Две либурны неторопливо и аккуратно притирались к деревянному причалу порта.
— Остия, — радостно улыбаясь, констатировал Красс-младший. — Мы уже дома…
— И дым отечества нам сладок и приятен, — заметил Луций Кассий Лонгин. Отчего все, стоящие рядом, даже не засмеялись, а заржали. Отсмеявшись, Марций Филлип- младший заявил, показывая на воду. На которой среди мусора покачивались тушки мертвых птиц и животных, отравляя воздух миазмами разложения.
— Дыма отечества пока не чувствую, а вот вонь…
Все опять засмеялись и начали демонстративно зажимать носы, так как ветер, слегка переменившись, донес до борта корабля не менее неприятные запахи, которыми тянуло от Тибра, несшего в Тирренское море нечистоты Города, расположенного всего в двадцати милях выше по течению. Впрочем, ветер быстро переменился и очередной его порыв донес до носов друзей приятные ароматы жарящихся на углях колбасок или, скорее, мяса из ближайшей к пристани таверны. Ушлые хозяева специально поставили ее поближе к пристани, чтобы привлечь одуревших от сухомятки и кислого вина матросов запахами свежеприготовленной еды. Что оказалось вполне действенно, даже всегда молчаливый Гай Антоний не выдержал и предложил сразу зайти в таверну и съесть что-нибудь погорячее. Его поддержал Марций. Но тут Красс-младший наконец увидел встречающих и всем стало не до еды. Спустившись по сходням на причал, приятели оказались среди толпы моряков, портовых грузчиков, рабов, вольноотпущенников-управляющих и купцов. Запряженные в груженные повозки лошади и мулы, роняя на ходу навоз, пробивались сквозь эту толпу, словно слоны сквозь строй войск во время битвы. Со всех сторон доносились обрывки разговоров и крики на разных языках. А кроме свежего навоза, пахло тухлой рыбой и мясом, потом, душистыми приправами и свежим хлебом, пылью и сушенными травами, засыхающей мочой, конопляными канатами, деревом. Вся эта невообразимая какофония звуков и запахов била по голове спустившегося с борта корабля путешественника не хуже удара меча по шлему. Ошеломленные этой вакханалией друзья первое время с трудом пробирались вперед, даже несмотря на то, что дорогу расчищали охранники. Но, наконец оправившись от первого потрясения и к тому же добравшись до лошадей и повозок они наконец заметили главное. Столпотворение в порту и прилегающих к нему улицах, да и количество пришвартованных у причалов кораблей оказалось не столь большим, как им показалось вначале.
— Клянусь Юпитером Капитолийским, — высказал свое удивление Луций Лонгин, — когда я с отцом посещал Остию, здесь было куда оживленнее…
— Да, и кораблей, с которых разгружают зерно, как я вижу, совсем немного, — добавил Красс, успевший осмотреться вокруг.
— Увы, мои господа, Рим переживает не самые лучшие дни — ответил встречающий их управитель дома Кассиев Лонгинов, вольноотпущенник Кассий Лентул. Как самый старший, он заодно командовал и прибывшими встречать остальных спутников Луция рабами. — Набеги пиратов и восстание гладиаторов привели к тому, что все меньше кораблей появляется в Остии. А из Кампании доставляют все меньше зерна и оливок. Поэтому в самом Риме все сложнее купить не только роскошные вещи, но даже простой хлеб.
— Восстание гладиаторов? Когда? Где? — обрушились с вопросами удивленные друзья. И только Луций Кассий молчал, словно в этой новости для него не было ничего необычного.
— Сейчас, господа, я только отдам указания и расскажу вам все новости, — Лентул, отправив повозки к кораблю вместе с рабами, сопровождавшими путешественников, отвел друзей в сторону, под тень одинокого дерева. — Здесь будет удобнее дожидаться ваших вещей, господа. А сейчас я вам поведаю новости…
И он поведал внимательно слушающим его друзьям и их охранникам удивительную и печальную историю восстания гладиаторов из школы ланисты Лентула Батиата, что в Капуе. Возглавляемые неким Спартаком, который, по слухам, по происхождению был фракийским вождем. Он и стал главой заговора, в котором участвовали почти все гладиаторы школы — целых две сотни человек.