Вечный Рим. Первый свиток. Император

— Можно сказать и так, — улыбнулся Гай. — Мы тебе невесту нашли. А то пропадаешь в море постоянно, некогда и пожить нормально.

— Плавать необходимо, жить необязательно, — улыбнулся Луций.

— Не стоит искушать Парок, сын, — строго ответил ему отец. — Но ты не ускользай от разговора.

— Невеста… — ответил задумчиво Луций. — Я помню. Кто же она?

— Лициния, дочь Гая Лициния Макра Кальва*, — ответил отец

* Авторский произвол. О его потомках данных нет.

— Лициния, Лициния, — попытался вспомнить Гай. — Нет, не видел и не помню.

— Она в Город недавно вернулась, а до этого несколько лет на вилле в Кампании жила с матерью. Ты и не мог с ней встретиться. Но мать уже ее посмотрела и одобрила.

— Так тому и быть, — согласился Луций. — А теперь все же вернемся к нашим баранам… то есть я хотел сказать к сенаторам. Кто из них может поддержать законы о финансировании флота?..

На следующий день, в ноны января, праздники Январских календ заканчивались. Для развлечения граждан эдил Марк Помпоний устроил по всему городу выступления нанятых им групп мимов и акробатов. Для более почтенной публики на Марсовом поле возвели трибуны и установили орхестру, в подражание греческим образцам. На сцене этого временного театра приглашенная эдилом труппа греческих актеров из Афин собиралась поставить комедию Аристофана «Лягушки»*. Поскольку тессеры* на это представление получали только сенаторы, всадники и самые богатые плебеи, на представление собирались те, кого именовали «лучшими людьми Города».

* Комедия «Лягушки» — самое знаменитое произведение

афинского комедиографа Аристофана

В то время любое произведение ставилось в театре 1 раз,

а «Лягушки» имели такой успех,

что ее поставили вторично в том же году.

Содержание — см. Примечания 2.

Тессера — входной билет или жетон,

а также игральная кость

Несмотря на прохладную зимнюю погоду и дувший с равнин Лация сильный ветер, трибуны театра постепенно заполнились народом. Каждая фамилия, получившая тессеры на спектакль, явилась, чтобы показать себя и посмотреть на других избранных. Чьи списки, если верить слухам, составлялись не один день совместно цензорами и консулами, отвлекшимися на это важнейшее дело от мелких забот по руководству республикой. Отцов фамилий, облеченных в лучшие тоги, чьи уложенные с деланной небрежностью складки долго и тщательно выкладывались специально обученными рабами, сопровождали не менее тщательно и одетые почтенные матроны, сыновья и дочери.

— Ну что, сын, готов увидеть свою будущую жену? — едва заняв отведенное его фамилии место негромко спросил Гай Кассий. Пожалуй, даже если бы он прокричал свой вопрос, в царящем вокруг шуме, создаваемым болтающими и занимающими свои места зрителями, мало кто смог бы расслышать его слова. Однако привычный к шуму моря слух Луция помог вычленить из общего фона заданный ему отцом вопрос.

— Я всегда готов, — спокойно ответил он. Тогда Гай легким, почти незаметным со стороны жестом, якобы поправляя тогу, указал ярус вниз. Там рядом со знаменитым оратором и поэтом Гаем Лицинием Макром Кальвой и его женой сидела закутанная в плащ-паллу девушка. Луций посмотрел осторожно, скосив глаза, стараясь не показать свой интерес ни ей, ни окружающим. Взгляды любопытных буквально жгли ему спину, а давать такой прекрасный повод для новых слухов не хотелось совершенно. Вот когда отец сам объявит, тогда пусть и обсуждают… В этот момент Лициния, словно желая показать себя Луцию, повернулась на несколько мгновений к соседке, с которой о чем-то разговаривала, и он смог рассмотреть ее лицо. Луций успел рассмотреть высокий лоб, тонкий красивый нос, маленький рот и большие черные живые глаза. Черные, густые и мягкие кудри падали ей на плечи и были скреплены надо лбом красивым серебряным обручем. Все увиденное вдруг показалось Луцию исполненным неизъяснимого очарования. Он даже на несколько ударов сердца закрыл глаза и мысленно воззвал ко всем богам, упрашивая их быть милостивым к нему. Потому что Луцию Кассию очень хотелось, чтобы характер его будущей жены был таким же милым и очаровательным, как ее внешний вид. Открыв глаза, он посмотрел на отца. Который с настороженным видом следил за Луцием, не отвлекаясь на происходящее на сцене.

— Отлично, отец. Я доволен твоим выбором, — успокоил его Луций. — Вот только спектакль явно не для моих грубых морских ушей.