Собственно, самому Луцию спектакль показался бы интересным, если бы не комментарии гения и очень плохая акустика. Из-за которой половина слов вообще невозможно было расслышать, а остальное различалось с трудом из-за порывов ветра. Но актеры на высокой обуви, в масках на лицах, чаще переговаривающиеся с хором, чем между собой и застывавшие в вычурных позах под комментарии в голове действительно заслуживали едких высказываний, которые выдавал внутренний голос. Благодаря этим комментариям Луций провел время намного лучше, чем большинство из зрителей, расходившихся со спектакля разочарованными. Причем настолько заметно разочарованными, что видно было с первого взгляда. Луций даже подумал, что на месте Помпония он несколько лет даже не пытался ставить свою кандидатуру на любых выборах…
За пять дней до январских ид Сенат наконец собрался на заседание. Началось оно с разбора жалобы посольства эдуев на самоуправство Красса, который ввел налоги на землях секванов и амбаррактов. Но Красс, втайне от Сената, успел поделиться частью добычи с казной Города и поддерживающими его сенаторами, просто приказав выплатить деньги своему управляющему в Риме из имевшихся у него средств. Поэтому речи Фламиния и Лициния Мурены в защиту галлов выслушали спокойно, но с явным неодобрением. Катон и Цицерон, уловив настроение большинства сенаторов, не поддержали своих единомышленников, не выступив с речами. Многие выступавшие после этого сенаторы, начиная с Аппия Клавдия Пульхра и заканчивая Гаем Децимом Юнием Брутом, особо отмечали, что поддерживают действий Красса, подчинившего власти римлян новые народы. Последним выступил с речью Гай Лициний Макр Кальв. В полной изящества и сравнении исторических событий речи, он напомнил сенатором о войне, объявленной секванами и их союзниками амбаррактами Риму, о давнем вторжении, захвате и ограблении Рима галлами под предводительством Бренна, за которое фактически отомстил Красс и похвалил полководца, ограничившего месть разгромом войска и наложением дани вместо поголовного уничтожения. Закончив свою речь под приветственные возгласы сенаторов словами того самого Бренна, — Vae victis (Горе побежденным)!
На волне энтузиазма сенат одобрил все действия Красса и даже внес в постановление разрешение проконсулу учреждать новые провинции на завоеванных землях.
После столь оглушительного поражения сенаторская партия решила взять реванш, согласившись с постановлением по второму вопросу, об одобрении действий Помпея и выставив первым на обсуждение третьего, заключительного вопроса о выделении денег на флот, своего лучшего оратора, Марка Туллия Цицерона. Но выступил он не первым. Первым на место оратора вышел Клодий, который в грубоватой, нарочито простонародной речи, потребовал экономить деньги, выделяя их на самые важные для Рима и его народа дела.
Вторым выступил Цицерон.
— Доколе мы, уважаемые сенаторы, будем испытывать терпения народа римского, выделяя столь тяжко достающиеся республике нашей деньги на игрушки людей, не видящих разницы между своими увлечениями и нуждами народа? — начал он свою обвинительную речь против выделения финансирования флоту. Речь его ни в чем не уступала по красоте и изяществу стиля речи Макра Кальва. Марк Туллий завораживал красивыми периодами и разил логикой, взывал к богам и патриотизму. Доказывал и пояснял логичность отсутствия необходимости во флоте у государства, владеющего всеми берегами Нашего (Средиземного) моря и способного при необходимости использовать флот союзников и зависимых народов. Казалось, после такой завораживающей речи никто не станет возражать против предложений Цицерона, и партия сената одержит небольшую победу над сторонниками триумвиров. А за Цицероном готовился выступить Катон, которого многие сенаторы уважали за честность и приверженность исконным римским традициям. Готовился, но не успел. Неожиданно его опередил Луций Кассий Лонгин. И принцепс сената Ватий Исаврик позволил ему выступить.