Вечный Рим. Первый свиток. Император

— Зато сейчас мы имеем право отменить все его решения и снять всех его легатов, — успокоил его сенатор Бибул. И пояснил, глядя на откровенно недоумевающего Коту. — Война в Галлии закончилась, правильно? Раз так — империум, выданный ему на время войны уже недействителен. Сенат вправе принять решение об отзыве Марка Красса из Галлии и вправе отменить все его незаконные постановления.

— А… легионы? — спросил удивленно Котта, намекнув на возможное возмущение армии, подчиненной Крассу. Учитывая кровавые прецеденты Мария и Суллы, такая возможность была более чем серьезной.

— Вот для этого нам и нужен Помпей, — туманно намекнул Бибул, заставив Котту задуматься.

Эту беседу, как и разговоры других сенаторов прервало объявление раба-номенклатора, громогласно объявившего о прибытии сенатора Марка Туллия Цицерона. Встретив почетного гостя, Брут приказал рабам приглашать гостей в триклиний. Как только гости устроились на ложах, рабы омыли им руки, поливая водой с лепестками розы и вытирая изящными полотенцами из льняного полотна с кружевной отделкой. Пока гости лакомились закусками, рабы начали разносить у расставлять на столах яства. Поскольку гостей Брут пригласил просто пообедать, перемен блюд оказалось совсем немного. Блюда были тоже самые простые. На закуску гостям предложили икру из оливок, свиное вымя, фаршированное морскими ежами, и салат из свежих овощей с вареными яйцами. На первое подали суп из свеклы и капусты со шкварками*. Жаркое тоже не отличалось особым разнообразием. Подали окорок с гарумом, осетра под соусом и овощи, запеченные на огне.

* К удивлению автора, борщ и щи оказались

одними из любимых супов древних римлян.

Шкварки — жареное свиное сало.

А после десерта из фруктов и сладостей, Марк Юний Брут, беседовавший о чем-то с Цицероном, поднялся и взмахом руки отправил большинство рабов, прислуживавших за столом, вон из триклиния. После чего, выйдя перед столом, заявил.

— Уважаемые гости. Прошу извинить меня, но вместо отдыха и развлечений вынужден напомнить вам о делах республики нашей. Но я думаю, никто не обидится, если я дам слово оратору, превосходящему по своему искусству мои скромные дарования. И попрошу его объяснить нам, какие несчастья ждут нас. Еще попросим у него совета о том, что мы можем сделать, чтобы их избежать, да помогут нам боги Рима.

Цицерон поднялся с ложа и медленно, словно нехотя, вышел и встал рядом с Брутом. Осмотрелся, словно стараясь разглядеть каждого из гостей и заговорил.

— Сенаторы. Все мы хотим мира, покоя и молим богов о добром согласии среди наших сограждан, которого смогли достичь наши предки. Но этим нашим желаниям угрожают происки людей, мечтающих о владычестве. Они стремятся завладеть верховной властью и уже смогли путем сговора достичь почетных должностей, на получение которых при нормальном ходе событий они не могли и надеяться. Для достижения своих целей они применяют обман, подкуп и коварство, используя доверие честных мужей, желающих славы и подвигов. Некоторые из них, если смотреть по делам их, рвутся не просто к власти, а к власти полной и безоговорочной, к власти царской… — Цицерон сделал паузу, пережидая поднявшийся после столь тяжелого обвинения шум. — Им, как и всем остальным к ним присоединившимся, очевидно, придется дать одно и то же наставление: пусть они бросят надежду получить то, к чему стремятся. пусть затвердят себе, что прежде всего сенаторы не дремлют, неотлучно находясь на своем посту и не спускают глаз с республики. Что, кроме того, велико одушевление благонамеренных граждан, крепко их согласие и многочисленна их партия, к тому же значительны военные силы. Что, наконец, бессмертные боги непосредственно сами окажут помощь нашему непобедимому народу, славнейшей державе и процветающему городу в борьбе против чудовищного, преступного насилия, — он снова переждал шум. — Тем же, кто присоединился к ним, хочу также сказать — предположим, что они уже достигли того, к чему они стремятся в своем диком безумии; неужели они надеются, что в городе, покрытом грудами пепла, залитом потоками крови своих сограждан, они действительно сделаются консулами, диктаторами или даже царями? Они не понимают, что и при осуществлении их заветного желания им пришлось бы подчиниться одному, самому жестокому, наглому и беспринципному. Потому считаю нужным обратиться к ним с предостережением бросить свои безумные помыслы и оставить бесплодные мечты о проскрипциях и диктатурах. Ибо такое грустное воспоминание запечатлелось у общества о тех временах, что не только мы, люди, но даже и животные не смирятся с их возвращением. Если вы обещаете мне свою поддержку в моей борьбе за достоинство нашей страны, я осуществлю величайшую мечту республики: чтобы государство вновь, после долгого перерыва, обрело мощь и влияние, завоеванные нашими предками.

Взмахом руки оборвав начинающиеся аплодисменты, Цицерон, явно польщенный, уступил место хозяину и отправился к обеденному ложу.