Ходили слухи, что еще не распущенный Помпеем Шестой легион взял в осаду Мизенум. Флот в ответ на это перекрыл путь зерновозам из Сицилии и Египта, пропуская не более одного из дюжины кораблей. Слухи вообще ходили во множестве. Особенно после того, как перестала выходить ежедневная газета. Помнившие еще времена Суллы, а кое-кто даже и Мария, квириты предсказывали еще более тяжелые времена. Особенно после слухов о решении Сената отозвать Красса из Галлии. Гостивший в это время в Риме галикарнасский писатель и философ Александр, отец знаменитого впоследствии историка Дионисия Галикарнасского оставил в своих воспоминаниях описание своих размышлений о происходившем в то время:
'Из неудач Гракхов честолюбивые римляне сделали свои выводы. Вот главное, что они поняли — ничтожных нищих плебеев можно использовать, чтобы добиться высшего положения в государстве, и вовсе не обязательно к заветному консульству идти путем, определенным древними законами и римским правом. С этой поры замечательная римская республика начала неудержимо катиться к гибели. По иронии судьбы, в наибольшей степени способствовали этому процессу те, кто был призван защищать государственность и закон, то есть консулы, военачальники, первые лица Рима. Лица, домогавшиеся должностей, сидели на площади за своими столиками с деньгами и бесстыдно подкупали чернь, а нанятый народ приходил в собрание, чтобы бороться за того, кто дал ему денег, бороться не с помощью голосования, а луками, пращами и мечами. Нередко собравшиеся расходились лишь после того, как осквернят возвышение для оратора трупами и запятнают его кровью.
Увы! Непомерному римскому честолюбию стало тесно в рамках закона и традиций. Государство долгое время поощряло в гражданах стремление к славе, почестям и такая политика приносила хорошие плоды и вывела Рим на первое место в мире; она же его ввергла в бездну произвола… Государство погружалось в пучину анархии, подобно судну, несущемуся без управления, так что здравомыслящие люди считали счастливым исходом, если после таких безумств и бедствий течение событий приведет к единовластию, а не к чему-либо еще худшему. Многие уже осмеливались говорить открыто, что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия, и нужно принять это лекарство из рук наиболее кроткого врача, под каковым они подразумевали Помпея.
Красс давно уже решил низвергнуть Помпея, так же, конечно, как и Помпей его. После того как Луций Кассий Лонгин, которого любой из них в случае победы имел бы своим противником, показал, что готов принять высшую власть любого, кто оставит ему флот, Крассу, если он хотел быть первым, не оставалось ничего иного, как уничтожить того, кому первенство уже принадлежало. А Помпей, чтобы не допустить такого исхода, должен был своевременно устранить того, кого страшился. Но Помпей лишь недавно начал опасаться Красса, а прежде относился к нему с пренебрежением… Красс же в галльских войнах упражнял и себя и войско, и подвигами своими настолько увеличил свою славу, что она сравнялась со славой побед Помпея'*
*
Некоторое время все оставалось на уровне слухов и глухого недовольного ворчания одних совместно с веселым говором их оппонентов. Даже до драк между спорщиками не доходило. Однако против Красса и Лонгинов сплотились все ненавистники, от защитника старины и республики консерватора Катона до желающего самому стать диктатором Помпея, от противника триумвиров оратора Цицерона до орды мелких завистников. Они распускали слухи, что Красс не покорил галлов, а сам куплен ими и скоро приведет их, как Бренн, на Рим. Другие слухи гласили, что этот слух про галлов распускают приверженцы олигархов. Сенаторы, говорили сторонники этих слухов, завидуют покорителю Галлии, отомстившему за старинные римские обиды. Да еще и захватившим немалую добычу. Поэтому, говорили и Помпей перешел на сторону Сената. Ходили и вообще невероятные слухи. Говорили, что Рим падет во время очередного вторжения германцев. Защитить от которого может только войско, возглавляемое Помпеем, утверждали одни. Другие говорили, что Крассом. Но этот слух большинство граждан посчитало недостоверным, потому что где те германцы и причем тут эти два из трех триумвиров. Третьего из которых проклинал каждый пятый, не считая каждого третьего квирита. Потому что зерно в Рим не пропускал его флот. При этом проклинающий обычно не вспоминал о том, что, находясь в Британии, вождь флота лично этим руководить никак не мог. Как не вспоминал и о когортах Шестого легиона, осадивших главную базу флота. Что, надо заметить, вспоминали их оппоненты в первую очередь. Объявление о наборе в легионы первоначально ничего не изменило, разве что споры стали ожесточеннее, а слухи злее. Но когда стало известно, что сообщение с Галлией прервано по решению консулов, самым тупым и ленивым гражданам стало ясно, что войны не избежать.