Вечный шах

(он уже сидел на стуле напротив Казаряна) ощерился. - И я тебя не боюсь.

     - Ты и презрения без фальши сыграть не можешь. Ты бездарен во всем. Я

же тебя вычислил с первого захода, конспиратор вшивый! Нельзя же было  так

напрямую  директору  картины  вместо  Никифорова  эту   команду   Голубева

подсовывать! И кто же на студию пропуск рэкетиру Вячеславу Калинову  лично

заказывает? Дурак только!

     - Этим ни черта не доказано, Суреныч.

     - Хочешь фотографии покажу? - вдруг предложил Казарян.

     - Какие еще фотографии?

     - Ты - среди спутников в лагере спецназа. Хочешь?

     - Покажи, - упавшим голосом сказал режиссер.

     Председатель парламентской комиссии,  ознакомившись  с  фотографиями,

сложил их в пачечку и вновь вернулся к справке. Он не перечитывал  ее,  он

ее   перелистывал,   останавливаясь   на    отдельных,    видимо,    особо

заинтересовавших его деталях. Алик сидел напротив  и  рассматривал  своего

давнего приятеля, ставшего совсем  недавно  государственным  деятелем,  от

которого зависела судьба  страны,  судьба  россиян,  его,  Алика,  судьба.

Действуй, деятель, действуй!

     - Действуй, деятель, действуй! - повторил Алик вслух.

     - О чем ты? -  рассеянно  спросил  председатель,  отложив  справку  в

сторону.

     - Я о том, что ты сейчас в растерянности и не знаешь, как тебе  быть.

Нужен поступок, Игорь. Сейчас, сию минуту. Их надо  опередить,  им  нельзя

давать прятать концы. Они скользкие, они могут уйти.

     - Сегодня же я собираю комиссию на экстренное заседание.

     - Да не заседать надо, надо на место с экспертами выезжать!

     - Мы примем решение и сделаем официальный  запрос  в  соответствующие

ведомства. Мы ведь постоянно требуем соблюдения законности и поэтому  сами

должны поступать по закону.

     - Только бы не опоздать, Игорек!

     - Будем стараться, Александр. Вот и  все,  что  я  могу  сейчас  тебе

сказать.

     Смирнов вылез из "олдсмобиля", отошел метров на десять,  обернувшись,

полюбовался в последний раз удобным этим средством передвижения,  вздохнул

сожалеючи и, поднявшись на три ступени, проник в щеголеватый особнячок  на

Ордынке.

     Секретарша, по-сестрински улыбаясь,  кивала-здоровалась  и  разрешала

пройти в кабинет.

     Он положил ключи от "олдсмобиля" на стол, через стол же поручкался  с

Александром Петровичем и, опустившись в замысловатое кресло, отчитался:

     - Возвращаю в целости и сохранности со всем добром.

     - Пригодилось? - поинтересовался Александр Петрович.

     - Еще как, - не вдаваясь в подробности, подтвердил Смирнов.

     - Вот и славненько, - тихо порадовался Александр Петрович  и  ласково

поглядел  на  Смирнова  -  ждал-таки  сообщений   с   вдохновляющими   его

подробностями.

     - Ты в порядке, Саша, - успокоил его Смирнов. - Ты и  твои  содельцы.

Можете спокойно жить и размножаться. В рамках приличия, естественно.  Дань

выплачивать больше не надо.

     -  Спасибо,  -  душевно  сказал  Александр  Петрович.   -   Вероятно,

понадобятся свидетели? Я предварительно подготовил тех, что  попристойнее.

Валерия и Джона.

     -  Валерий  -  основная  жертва  рэкета,  а  Джон  -   запуганный   и

завербованный  ими?  -  догадался   об   амплуа   названных   Смирнов.   -

Предусмотрителен ты, Саша. А Джон согласился?

     - Куда ему деваться? - Александр Петрович  оскалился,  как  гиена,  и

вдруг  спохватился,  понял,  что  не  проявил   деликатного   внимания   к

собеседнику. - А ваши-то  дела  как,  Александр  Иванович?  -  Наши-то?  -

Смирнов  на  мгновение  затуманился  и  ответил  бородатой  шуткой.  -   У

прокурора.

     К вечеру все четверо опять собрались у Спиридонова. Собрались к  семи

часам почти одновременно, как на службу  пришли.  Смирнов  сурово  оглядел

свою команду и спросил строго:

     - Водки купили?

     -  Купил.  Десять  бутылок,  -  гордясь  тем,  что   угадал,   звонко

отрапортовал Виктор.

     - Саня, может, сначала о деле? Я же обещал представить к  завтрашнему

дню подробное и доказательное изложение событий, - осторожно запротестовал

Алик.

     - Не хочу о деле. Хочу водки, - прервал его  Смирнов  и  приказал:  -

Готовь стол, Витя!

     Когда выпили по  четвертой,  Смирнов  понюхал  ладонь,  откинулся  на

диване, затылком оперся о спинку и запел ни с того, ни с сего:

                        - Выстрел грянет,

                        Ворон кружит.

                        Мой дружок в бурьяне

                        Неживой лежит.

     Призадумавшиеся поначалу Алик и Казарян рванули припев вместе с ним:

                        - А дорога дальше мчится,

                        Кружится, клубится,

                        А кругом земля дымится,

                        Родная земля.

                        Эх, дороги.

                        Пыль да туман.

                        Холода, тревоги,

                        Да степной бурьян.

     Виктор, не знавший древней песни, хоть и  с  опозданием  (подхватывал

слова, вдруг выскакивающие  в  зыбкой  памяти),  но  подпевал.  Прикончили

песню. В полном молчании смотрели, как  старательный  Виктор  разливал  по

пятой. Не чокаясь,  выпили.  Алик  изучил  пустую  семидесятипятиграммовую

рюмку на просвет, повертел ее за ножку и с сожалением поставил на стол.

     - Вместо тоста, - сказал он. -  Почему  вы,  фронтовики,  вернувшиеся

победителями с великой войны, не были допущены к власти? За все сорок пять

лет ни один из вас не был в числе тех, кто правил страной.

     - Просто нас слишком мало вернулось. И не самых лучших, Алик.  Лучшие

- полегли.

     - Не скажи, не скажи. В науке, литературе,  искусстве,  кинематографе