Вечный шах

Только это не остановило целеустремленную девушку. Она подкарауливала жену Бориса Витальевича возле дома только для того, чтобы швырнуть в лицо несколько оскорбительных слов. У пламенного борца с привилегиями как-то не дошли руки до собственной жены, и Смульская, директор НИИ гематологии, ездила на служебной машине, так что между работой и домом ее было не поймать, но в булочную ходила вместе с обычными людьми. Как-то Вика подстерегла ее и всю дорогу шла следом, вполголоса рассказывая, как ей хорошо бывает с Борисом Витальевичем и насколько ему омерзительна даже мысль о сексе со старой, толстой и морщинистой женой. «Как можно жить с человеком, зная, что его от тебя тошнит?» — ухмылялась Вика, а Смульская из последних сил сдерживалась, чтобы не вцепиться Ткачевой в волосы, ведь та только этого и ждала. Под конец этой адской прогулочки Смульская почти готова была отсидеть пятнадцать суток и даже прослыть чокнутой ради удовольствия оттаскать поганку за косу, но все же устояла.

Надо было что-то с этим делать, только супруги боялись, что Виктория перенесет скандал в поле зрения широкой общественности, обратившись, например, по месту работы Бориса Витальевича или в райком партии и обвинив его в развратном поведении, поэтому никуда не жаловались, терпели. Оно конечно, сейчас нравы посвободнее, чем при Сталине, за аморалку не увольняют и партбилет не отнимают, но лишнее пятно на репутации никому не надо.

Однажды зимой на Смульскую напали прямо в подъезде, хотя они с мужем и дочерью жили в центре города, в хорошем доме, где гопники практически не водятся. Когда два парня вплотную подошли и прижали ее к стене в закутке за лифтом, женщина сохранила присутствие духа и стала быстро доставать из ушей золотые серьги с бриллиантами, но парни не соблазнились добычей, а поиграли перед ее лицом ножом и сказали «вот так ты сдохнешь, если не разведешься», ударили кулаком в живот и убежали, пока Смульская пыталась отдышаться. В милицию она не обратилась, отчасти потому, что боялась огласки, а главным образом не верила, что Викиных дружков найдут. А даже если и найдут, что им предъявить, по какой статье судить?

Смульские понадеялись, что дальше угроз дело не пойдет, ведь попугать немолодую женщину — это одно, а сесть за убийство ради того, чтобы устроить Викину судьбу, — совсем другое, на что решится не каждый рыцарь. И стали ждать, решив, что, если никак не реагировать на ее провокации, девушке вскоре надоест расшатывать их семью. На всякий случай Смульская перестала задерживаться на работе и просила мужа выходить ее встречать.

После этого эпизода Виктория вроде бы успокоилась, телефонные звонки прекратились, Смульские выдохнули, но рано. Всю зиму в почтовом ящике периодически появлялись письма от Ткачевой, в которых она изливала Борису Витальевич душу, жаловалась на трудное детство и молила о любви. К сожалению, Смульский, как всякий смертный, не мог предвидеть будущее и поэтому без сожаления выкидывал эти послания в мусорное ведро, а если бы знал, как обернется дело, то сохранил бы в качестве доказательства хоть парочку.

Казалось, тактика избрана правильная и проблема потихоньку сходит на нет, но тут нападению подверглась уже дочка Смульских. Девушку зажали в том же самом углу, тоже крутили ножом перед лицом и попросили передать матери, что если она, старая корова, не отвалит, то сначала останется без дочери, а потом сдохнет и сама.

Тут, как изящно выразился Высоцкий, «двери мозгов посрывало с петель» у всего семейства, и трудно их за это винить. Дочку для пущей безопасности посадили под домашний арест, а Борис Витальевич получил ультиматум, что или он раз и навсегда разбирается с этой мразью, или с ним действительно разводятся.

Борис Витальевич не помнил номер телефона Вики, а листочек, где тот был записан, давно выбросил. Он с трудом восстановил в памяти маршрут, по которому подвозил девушку после их встреч, и поехал туда, не имея четкого плана. Ткачева жила возле Обводного канала, в старом доме, расположенном в центре квартала, плотно спрессованного из таких же домов и изъеденного дворами-колодцами. Припарковав машину на улице, Смульский с трудом сориентировался в этом лабиринте, нашел нужную парадную, остановился покурить и тут понял, какого свалял дурака. На часах почти одиннадцать вечера, Вика мирно спит в одной из квартир по этой лестнице, а поздний час не позволяет стучаться к соседям и спрашивать, в какой именно. Он собрался ехать домой, но тут в арке появилась Вика.

Дальше начался диалог стенки со стенкой. Борис Витальевич, внутренне кипя от ярости, унижался и умолял оставить его и его семью в покое, а Вика рисовала упоительные картины их будущей семейной жизни, ибо они созданы друг для друга, как он сам неоднократно ей говорил.