Вечный союз

— Да, но слишком поздно, — сухо ответил Марк. — Надо было сделать это сразу, как только это началось.

— Главное, что вы решились на этот шаг. Теперь наша задача — продержаться. Народ будет на вашей стороне.

— Сомневаюсь, что это принесет теперь сколько-нибудь существенную пользу, — ответил Марк, слегка пошатываясь. — Уведите его отсюда, — приказал Винсент. — И скажите врачу, чтобы занялся раной.

Марк позволил увести себя.

— Что он сказал на площади? — спросил Дмитрий.

— Предложил свободу рабам, которые будут сражаться.

— Вот хитрец, — рассмеялся Дмитрий. — Довольно неопределенное обязательство.

Винсент не смог сдержать улыбку, вспомнив, как Марк сформулировал свое заявление.

— Погоди, Дмитрий, это только начало. Подойдя к дверям, Винсент сквозь щель посмотрел на площадь. Толпа все еще разбегалась в разные стороны. Из дворца не стреляли, и он мог лишь благодарить Бога, что его люди не убивают своих ближних без необходимости. Карфагеняне отступили на форум, а в дальнем конце площади устанавливали пушку.

— Да, теперь главное — продержаться, — повторил Винсент, — И молиться, чтобы люди помогли нам.

Это было в сто раз хуже всего, с чем ему приходилось сталкиваться в Виргинии. Болтаясь в седле, Эндрю боролся с искушением глотнуть еще раз теплой воды из фляги. До следующей реки было еще добрых десять миль, вокруг же расстилалась голая раскаленная степь.

Заслонив рукой глаза от солнца, он осмотрелся. К концу лета зной окончательно иссушил траву на пологих холмах и окрасил ее в бурый цвет. Степь напоминала бескрайний океан, по поверхности которого горячий ветер гонял волны, не принося прохлады.

Он боролся с дурнотой, слишком хорошо зная, до чего она может его довести.

«Я не имею права свалиться, — говорил он себе, — нам идти еще часы и часы… Я не имею права».

Перед его глазами плыли миражи. Осень в Мэне. С океана дует холодный ветер, ледяной прибой ударяется о скалы, взбивая белую пену, омывающую их с Кэтлин… Она улыбается, стоя в высокой траве; рядом его старый колли. Какой удивительной прохладой веет от нее, от ее белого платья, которое трепещет на ветру и облегает ее фигуру, вырисовывая каждый ее изгиб. Она стоит перед ним; пес громко лает, прыгая от радости.

— Глоток холодной воды, любимый?

Смеясь, она протягивает ему кувшин, с которого одно за другой стекают капли. Подходит ближе. Одежда соскальзывает с нее, открывая грудь во всем ее пышном великолепии, стройность худощавых бедер; в глазах ее мерцает колдовство любви.

— Глоток холодной воды.

— Господи! Настоящей холодной воды? Спасибо…

— Сэр! Полковник Кин!

— Спасибо, любовь моя.

— Полковник! Сэр!

— Буллфинч?

Он обалдело смотрел на покрасневшее от жары лицо своего адъютанта.

— Сэр, вы стали что-то говорить. Вам плохо?

Эндрю в смущении огляделся, преодолевая боль в глазах. Его штаб плелся за ним, утопая в дорожной пыли. Впереди на гребне холма маячили верховые дозорные. Сзади по Аппиевой дороге длинной извивающейся змеей тянулись артиллерийские батареи и пехотные полки с высоко поднятыми знаменами. Фигуры солдат колыхались в потоках горячего воздуха, как привидения.

— Полковник Кин, сэр! — продолжал приставать к нему Буллфинч. — Только что передали сообщение по телеграфу.

Офицер протянул ему листок бумаги, и по его обеспокоенному лицу Эндрю догадался, что он уже ознакомился с сообщением.

Он никак не мог разобрать, что написано на листке, — по-видимому, что-то случилось с очками. Сняв их, он поднес листок к глазам. Но и это не помогло.

— Прочтите, пожалуйста, вслух, — попросил он, бессильно опуская руку. Очки упали на землю.

Буллфинч куда-то исчез, но тут же появился снова, протягивая ему очки. Эндрю послушно взял их и сунул в карман. — Сообщение такое, сэр, — начал Буллфинч. — «Разведчики докладывают, что сегодня утром карфагеняне захватили Рим. К нам на телеграфную станцию прибыл посланец из Рима и заявил, что наша помощь Риму больше не требуется, так как они заключили мирное соглашение с Карфагеном».

Что-то дрогнуло у него внутри. Как будто ему дали пощечину. Остановив Меркурия, он сполз с седла. Когда его ноги коснулись земли, ему показалось, что они сейчас подогнутся. Пришлось ухватиться за луку седла. Затем, отпустив луку, он очень осторожно сделал два шага к Буллфинчу, взял у него телеграмму и, надев очки, прочел ее еще раз.

— Привал десять минут, — объявил он и опустился на землю.

Прозвучал сигнал горна, подхваченный по всей колонне и эхом прокатившийся по степи. Послышались вздохи и стоны измученных людей, громыхание оружия и сброшенной на землю поклажи.

— Вам плохо, сэр? — спросил Буллфинч.

— Мне просто нужно пару минут отдохнуть, — ответил Эндрю. Ему было неудобно за свою слабость. Он так и не смог приспособиться к этой убийственной летней жаре — она вытягивала из него все силы. Не раз во время марша он благодарил судьбу за то, что, как офицер, может ехать верхом, в противном случае он, наверное, упал бы замертво на дороге. Товарищи по полку не ставили ему эту слабость в вину, и тем не менее она была унизительна.