Вздохнув, Анэ садится на одно колено и вонзает кинжал в толстый слой снега. И застывает. Где-то глубоко внутри она понимает, что нельзя брать предметы чужого ангакока и надеяться, будто это сработает, – отец лелеял все свои амулеты, одеяния и бубен, тщательно охраняя даже от чужого взгляда. Но желание сделать хоть что-то, перестать быть маленькой беспомощной Анэ… она не может ему сопротивляться.
Вспоминает слова Анингаака –
Она сжимает жезл так сильно, что хочется выть от напряжения. В голове мерцают образы – вот отец сидит, закрыв глаза, и сосредоточенно напевает какую-то песню. Пение становится громче и обрастает четкими словами – слабо понимая их значение, Анэ повторяет за голосом отца. Она закрывает глаза и направляет все внимание куда-то внутрь. Пытается представить, как щупает собственное сердце, что бьется отчаянно и быстро.
Жезл тяжелеет. Глаза наливаются кровью. Анэ чувствует, как пульсируют виски, как слабеет ее тело и в то же время сила перетекает в руку. Она словно отделилась от своего тела и стала бесплотным духом, наблюдающим за ритуалом откуда-то сверху, – неприятное и в то же время наполняющее силой чувство.
– Мне нужна ваша помощь! – кричит Анэ из последних сил и тут же плачет от боли в горле.
Боль пронзает кожу, возвращая чувствительность, – еще чуть-чуть, и кажется, будто изо рта Анэ польется кровь.
Она обращается ко всем духам, которые только могут здесь обитать, не в силах вспомнить ни одного названия и тем более ритуала. Болит голова, болит спина, дрожат ноги. Но она стоит, заставляет себя стоять, ощущая спиной ободряющий взгляд отца, не думая о том, что его здесь нет.
Анэ стонет, сжимая зубы и впиваясь пальцами в дерево жезла, в твердую шероховатую кожу пояса.
«Мой отец, Ангута, выполнил неудачный ритуал. На нас обрушились… волны. Морские волны. А потом… потом… – мысленно говорит Анэ, стараясь не дышать, не глотать, даже не двигаться. Сквозь зубы она издает громкий протяжный стон. – Я оказалась в будущем. В том же месте… но двести лет спустя. Я… пытаюсь… вернуться… домой».
Анэ уже не сдерживаясь кричит, но старается ловить каждое слово. Не шевелясь, не открывая глаз. Колени подгибаются, но она всеми силами опирается на жезл, который становится все тяжелее с каждым мгновением.
«
«Что мне сделать?» – мысленно спрашивает Анэ, чувствуя, как развеваются на ветру ее волосы, как холод охватывает тело, как по коже пробегают мурашки.
«
Без отца. Без сил. Без знаний.
Страх сковывает Анэ. Ноги ее начинают трястись так, что она больше не выдерживает, отпускает жезл и падает на землю. Голос и ветер пропадают, тяжесть уходит – и все, что у нее остается, это лишь вес ее собственного тела и горечь редких слез.
Анэ лежит на спине, вся покрытая снегом, и жезла в сугробе уже не видно. Она закрывает глаза, морщась от боли, и вдруг начинает смеяться. Руки обмякают, и вместо холода она чувствует лишь тепло – даже в снегу, даже после ледяных порывов ветра.
Ей нужно вернуться. Эта мысль кричит и пульсирует в голове, вот-вот – и расколет череп на части. Дыхание быстро выравнивается, тело перестает болеть, и снова из нее рвется неведомая сила, столь мощная, что Анэ остается лишь подчиниться. Она медленно поднимается с камней. Цветные дома Инунека плывут перед глазами, и единственное, что она видит в мутной полутьме, – это саму себя. Маленькую Анорерсуак. Ничего не умеющую, беспомощную, которая может лишь следовать приказам отца, какими бы неприятными они ни были. Тень ангакока, что всегда рядом, но никогда не принимает участия.
И виноват во всем не отец – виновата она сама. Не смогла ослушаться, не смогла подбежать к отцу и спасти его, спасти их всех.
Маленькая слабая Анэ. Не ангакок и даже не ученик.
Мир блеклым полотном окутывает тихая грусть. И солнце палит в затылок, и охватывает ее своим горячим дыханием, а впереди – темнота, и пустота, и такое бледное, неведомое ей самой будущее.