Вечный сон

Из пустоты вырастают сразу семь собакоподобных существ – и они тут же начинают громко лаять, фыркать и ронять слюну на снег. Их тяжелое дыхание уносит ветер. Анэ оглядывается по сторонам, испугавшись, что ее может кто-то увидеть, но никого рядом нет.

– Думаешь, этого хватит? – спрашивает Анэ, с недоверием глядя на собак.

Они выглядят так, будто готовы убить и разорвать ее на месте. Огромные красные глаза, клыки, покрытые вязкой белой слюной. Они не перестают тяжело дышать ни на миг – наоборот, кажется, что кикитуки становятся все громче и громче.

– Это все, на что я сейчас способен, – с грустью отвечает Апитсуак. – По крайней мере, хоть от кого-то они защитят. О приходе махаха они бы предупредили. Мы… мы бы услышали.

Анэ смотрит на кикитуков, которые разбегаются вокруг поселка, и подходит к Апитсуаку. Помогает ему встать из сугроба. И медленно они бредут домой – чтобы снова бороться и снова выживать.

Предупреждение они услышали очень быстро.

Вновь надвигается буря – предвестник кошмара. Снег сгущается в воздухе, все накрывает слепящая белая пелена, вот-вот – и она поглотит весь мир вместе с Анэ. И глядя, как собираются искры, чувствуя, как нарастает ветер, как бьют его ледяные порывы по щекам, как слезы застывают на коже, Анэ чувствует лишь усталость.

Кикитуки воют так громко, что болят уши. Люди нерешительно приоткрывают двери домов, чтобы тут же их захлопнуть. Немногие оставшиеся на улице быстро разбегаются по домам – их черные фигурки мелькают в белом воздухе и исчезают в едва видных разноцветных пятнах. Но Анэ не может никуда уйти – она прикована к заснеженной земле.

Силуэт отца больше не удается так просто вызвать в памяти. Блекнут образы привычных соседских хижин. Дома Инунека больше не кажутся непонятными и чужими, наоборот, она срастается с поселком – скоро срастется и с бурей.

Очередной вой кикитуков сотрясает землю. Анэ с трудом стоит, но не может заставить себя уйти. Это значит, что кто-то еще пришел в Инунек, чтобы разрушать, ломать и внушать ужас.

Анэ чувствует в себе силы биться – но разум не готов сражаться, вновь защищать неизвестно кого. Не себя даже, не отца, не свое будущее – а обычных людей, которые ее даже и не вспомнят.

Анэ пытается нащупать хоть какой-то смысл в своей новой жизни, но вместо него касается лишь морозного воздуха. Еще немного, и он застынет, превратится в лед. До нее доносятся слабые крики разбегающихся по домам людей, собаки сходят с ума, лязгая цепями, вой становится все громче и громче. Искры множатся, сгущаются, слепят своим разноцветным светом.

А потом выходит существо.

Анэ все так же не может пошевелиться, но четко видит огромную тень, выросшую в воздухе. А вместе с ней – и еще одну маленькую, что судорожно бьется, как будто пытаясь вырваться из хватки существа.

Все вокруг блекнет. Анэ слышит лишь тихий хрип существа и свое собственное дыхание.

Огромными шагами существо сокращает расстояние между ними – несколько стуков сердца, и Анэ уже различает красный свет его глаз. Два источника зловещего, страшного света – в клубящейся мгле.

Детский крик смешивается с лаем собак. Анэ слышит тяжелое дыхание существа, которого не останавливает ни буря, ни холодный воздух.

Оно подбрасывает ребенка вверх – чтобы тут же поймать и посадить себе на спину. Девичий голосок, Анэ уверена, разносится по всему Инунеку. Девочка кричит все тише и уже хрипит, и Анэ словно видит рядом с существом спрятанных в снегу сов. Безжизненные черные пятна с прижатыми к телу крыльями.

Анэ хочет вмешаться – но тело ее не слушается. Руки застыли, ноги погребены в снегу. Она пытается что-то сказать, позвать на помощь, но и голос ее подводит.

Еще несколько мгновений, и существо исчезает в искристой буре. Анэ прерывисто вздыхает. Ледяной воздух устремляется в легкие, обжигает тело. Она бежит по снегу к Апитсуаку – туда, где могут помочь.

…Все быстро понимают, что произошло, но обратиться за помощью больше не к кому – только к ним двоим.

Перед Анэ все мелькает – бегает Тулугак, бегает Апитсуак, кто-то тормошит ее за плечи и пытается что-то спросить. В дом вваливаются люди. Ная, мать Апитсуака, кричит, голоса перебивают друг друга, все дышат, спрашивают и бесконечно говорят, говорят, говорят.

А буря за окном разгорается все сильнее – искрится, шумит, окрашивая воздух в мутную белизну. Все привыкли к морозу и искрам, привыкли к ветрам, что сбивают с ног, но эта буря кажется сильнее. Вновь воют собаки – и что-то похуже собак. Анэ выходит в коридор и тут же оказывается в гуще людей, запертых бурей. Кто-то плачет. Темные фигуры переговариваются, никто не смотрит на нее. Анэ ищет взглядом Апитсуака, но, нигде его не найдя, тихонько проходит к двери ангакока.

Быстро открыть, быстро закрыть, выдохнуть. Апитсуак действительно здесь, стоит у окна и смотрит, сжимая в руках волчий череп. В комнате темно, за окном – сплошная белая пелена, и фигура Апитсуака так одиноко выглядит в этом тусклом свете.

– Та девочка… – начинает Анэ, но заставляет себя замолчать.

Апитсуак поворачивается к ней. Его лицо будто никак не изменилось – только дрожит веко.