Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно

Дым висел по стенам тонкими нитями, словно занавесь из маленьких прозрачных бусин. Два окна в торцовой стене, казалось, были открыты, но дым не колыхался. Комнату эту я видел впервые. На окнах были решетки.

Чувствовал себя я вялым, бездумным, будто проспал целый год. Но дым меня беспокоил. Я лежал на спине и думал о нем. Наконец глубоко вдохнул, и у меня заболели легкие.

— Пожар! — крикнул я.

И расхохотался. Не знаю, что там было веселого, но я начал смеяться. Лежал на койке и ржал. Звучание смеха мне не нравилось. Это был смех сумасшедшего.

Однако крика оказалось достаточно. За стеной быстро протопали шаги, в замочную скважину втиснулся ключ, и дверь распахнулась. Какой-то человек быстро заскочил бочком и притворил ее. Потом правой рукой потянулся к бедру.

Это был невысокий плотный мужчина в белом халате. Черные глаза его смотрели тупо. Под ними серыми мешками свисала кожа.

Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.

— Не придавай значения, Джек. У меня это вырвалось случайно, — сказал я.

Мужчина заворчал, шаря по бедру правой рукой. Злобное лицо, тупые черные глаза, беловато-серая кожа и похожий на сигару нос.

— Опять захотел в смирительную рубашку? — ухмыльнулся он.

— Я прекрасно чувствую себя, Джек. Просто замечательно. Отлично выспался. Кажется, мне что-то снилось. Где я?

— Где тебе и положено быть.

— Славное, похоже, местечко, — сказал я. — Славные люди, славная атмосфера. Пожалуй, я еще немного вздремну.

— Так-то будет лучше, — проворчал мужчина.

Он вышел. Щелкнул замок. Шаги удалились.

С дымом он ничего не сделал. Дым по-прежнему висел посреди комнаты и по стенам, словно завеса. Не расходился, не плавал, не двигался. В комнате был сквозняк, я ощущал его на лице. Но дым сквозняка не ощущал. Это была серая паутина, сотканная тысячей пауков. Интересно, как их заставили работать сообща.

Фланелевая пижама. Такая же, как в окружной больнице. Ни застежки, ни лишнего шва. Вырез тер мне шею. Горло все еще болело. Я начал кое-что вспоминать. Потрогал шейные мышцы. Они тоже болели. Всего один индеец, гад. Ладно же, Хемингуэй. Значит, хочешь быть детективом? Зарабатывать хорошие деньги? Девять легких уроков. Мы выдаем значок. За пятьдесят центов дополнительно вышлем бандаж от грыжи.

Горло болело, но пальцы, которыми я ощупывал шею, не ощущали ничего. Словно бананы. Я посмотрел на них. Пальцы как пальцы. Заказывайте пальцы по почте. Они придут со значком и бандажом. И с дипломом.

Стояла ночь. Мир за окнами был черным. С потолка свисала на трех бронзовых цепях фарфоровая чаша. Внутри ее был свет. По краям чередовались оранжевые и синие лампочки. Я стал разглядывать их. Я устал от дыма. Под моим взглядом лампочки стали открываться, как иллюминаторы, оттуда высовывались головы. Крошечные, но живые; кукольные, но живые. Там был человек в кепочке яхтсмена и с сизым носом, пышная блондинка в живописной шляпке и худощавый мужчина с галстуком-бабочкой. Похожий на официанта из прибрежного кабачка. Разжав губы, он усмехнулся: «Вам бифштекс с кровью или медиум, сэр?»

Я закрыл глаза, крепко зажмурился, а когда открыл снова, это был обычный фарфоровый абажур на трех бронзовых цепях.

Но дым по-прежнему висел в движущемся воздухе.

Взяв грубую простыню за угол, я отер со лба пот бесчувственными пальцами, присланными по почте после девяти уроков, половина авансом, почтовый ящик 2468942, штат Айова, Седар-Сити. Спятил. Совсем спятил.

Я сел и некоторое время спустя смог коснуться ногами пола. В босых ступнях ощущались иголки и булавки. Галантерея налево, мадам. Большие английские булавки направо. Ноги стали ощущать пол. Я встал. Слишком высоко. Я пригнулся, глубоко вдохнул, ухватился за спинку койки, и снизу послышался голос: «У тебя белая горячка… у тебя белая горячка… у тебя белая горячка».

Я пошел, качаясь, как пьяный. На белом столике в промежутке между зарешеченными окнами стояла бутылка виски. Вид у нее был привлекательный. Там оставалась еще половина содержимого. Я шел к ней. В мире много славных людей, несмотря ни на что. Ты можешь разорвать утреннюю газету, в кино пнуть по ноге сидящего рядом, ворчать и злиться на политиканов, но все же славных людей в мире много. Взять хотя бы парня, оставившего мне полбутылки виски. Душа у него широкая, как бедра Мэй Уэст[25].

Подойдя, я взял бутылку обеими руками и подтащил ко рту, потея так, словно поднимал конец моста через пролив Золотые Ворота.

Я сделал большой неаккуратный глоток. С величайшей осторожностью поставил бутылку на место. Попытался облизнуть подбородок.

У виски был странный вкус. Осознавая, что вкус странный, я заметил раковину в углу и воспользовался ею. Меня вырвало. Вывернуло наизнанку.

Время тянулось мучительно — сводило внутренности, кружилась голова, я шатался, держась за раковину, и стонал на все лады.

Потом стало полегче. Я вернулся к койке, снова лег на спину и, тяжело дыша, стал приглядываться к дыму. Какой-то непонятный. Ненастоящий. Может, у меня просто расстройство зрения. И вдруг он исчез, свет из абажура под потолком ярко осветил комнату.