Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно

Он едва заметно улыбнулся.

— Знаешь человека по прозвищу Брюнет?

Все та же еле заметная улыбка. Одна за другой завершились три партии в бинго. Здесь работали быстро. Высокий крючконосый мужчина, со впалыми щеками, в измятом костюме, подошел к нам и прислонился к стене. В нашу сторону он не глядел. Рыжий наклонился к нему и спросил:

— Хочешь что-нибудь услышать от нас, приятель?

Тот усмехнулся и отошел. Рыжий улыбнулся и, снова прислонясь к стене, встряхнул всю постройку.

— Я встречал мужика, который с тобой справился бы, — сказал я ему.

— Побольше бы таких, — серьезно ответил он. — Рослому человеку жизнь обходится дорого. Вещи не рассчитаны на него. Нужно больше денег, чтобы прокормиться, чтобы одежда и кровать были по росту. Такие вот дела. Ты можешь подумать, что место здесь для разговора неподходящее, но это не так. Любого шпика я узнаю, а остальные следят только за своими номерами. У меня есть лодка с бесшумным мотором. То есть я могу ее взять. Там подальше есть причал без света. На «Монти» я знаю грузовой люк, который можно открыть. Иногда принимаю оттуда груз. Людей в трюме почти не бывает.

— На судне прожектор и дозорные, — сказал я.

— Ничего.

Я вынул бумажник, достал оттуда двадцатку и пятерку, сложил их вместе. Сиреневые глаза незаметно следили за мной.

— В один конец?

Я кивнул.

— Речь ведь шла о пятнадцати долларах.

— Цены повысились.

Испачканная смолой рука сгребла деньги. Не говоря ни слова, Рыжий направился к выходу и скрылся в густой тьме за дверью. Слева от меня возник крючконосый и негромко спросил:

— Я, кажется, знаю этого парня в матросской робе. Ваш друг? Вроде бы я уже где-то видел его.

Я отвалился от стены и, ничего не ответив, вышел на улицу и зашагал налево, не теряя из виду головы, движущейся от фонаря к фонарю в ста футах впереди. Через две минуты я юркнул в промежуток между двумя хибарками. Появился крючконосый, он шел, уставя глаза в землю. Когда он поравнялся со мной, я выступил на свет.

— Добрый вечер, — сказал я. — Хотите, угадаю ваш вес за четвертак?

И прикоснулся к нему. Под измятым пиджаком был пистолет.

Крючконосый равнодушно взглянул на меня:

— Тебя что, забрать? Я патрулирую эту улицу, охраняю закон и порядок.

— Кто же их нарушает?

— Твой дружок показался мне знакомым.

— Неудивительно. Он раньше служил в полиции.

— Тьфу ты! — сказал крючконосый. — Так вот где я его видел. Ну, будь здоров.

Он повернулся и зашагал прочь. Голова Рыжего уже скрылась. Но меня это не беспокоило. За этого парня можно было не беспокоиться.

Я медленно пошел дальше.

36

Позади остались фонарные столбы и суета маленьких автопоездов, позади остались запахи горячего жира и жареной кукурузы, пронзительные крики детей и зазывал варьете, позади осталось все, кроме запаха океана, неожиданно чистой береговой линии и лижущих гальку пенистых волн. Прохожих почти не было. Шум постепенно утихал, жаркий, обманчивый свет превратился в тусклое зарево. Потом неосвещенный палец волнолома протянулся в открытое море. Должно быть, этот. Я свернул к нему.

Рыжий встал с ящика, валявшегося у свай, и взглянул на меня.

— Отлично, — сказал он. — Иди к причалу. Мне нужно взять лодку и прогреть мотор.

— За мной потащился фараон. Тот тип из игорного зала. Пришлось остановиться, поговорить с ним.

— А, Олсон. Ловит карманников. Он ничего. Только иногда может подкинуть кому-нибудь кошелек, чтобы увеличить свой список задержаний. Это излишнее усердие или что?

— Для Бэй-Сити, по-моему, в общем-то, норма. Давай отправляйся. Я что-то нервничаю. Боюсь, что туман разойдется. Он вроде не очень густой, но помог бы нам здорово.

— Не разойдется, — сказал Рыжий. — От прожектора скроемся. На шлюпочной палубе у них пулеметы. Иди к причалу. Я сейчас.

Он растаял во тьме, и я пошел по темным доскам, оскальзываясь в рыбьей слизи. В дальнем конце настила был невысокий грязный забор, возле него стояла парочка. Увидев меня, они ушли, мужчина выругался.

Минут десять я слушал, как плещет вода о сваи. В темноте пролетела ночная птица, ее сероватое крыло мелькнуло и скрылось. Высоко в небе гудел самолет. Потом вдруг затарахтел мотор, зарычал, как дюжина грузовиков. Вскоре шум ослабел и стих, внезапно наступила тишина.

Опять потянулись минуты. Я подошел к сходням и стал спускаться, ступая осторожно, как кошка по мокрому полу. В темноте возникла какая-то тень, что-то глухо ударилось.

— Все в порядке. Садись, — произнес голос.

Я влез в лодку и сел рядом с Рыжим к ветровому стеклу. Лодка заскользила по воде. Звуков выхлопа больше не было, слышалось лишь сердитое бульканье по обеим сторонам корпуса. Снова огни Бэй-Сити превратились в далекое бледное зарево над гребнями волн. Снова яркие огни «Королевской короны» промелькнули мимо, — казалось, судно красуется, как манекенщица на вращающемся подиуме. И снова в тихоокеанской тьме вырос корпус «Монтесито», вокруг него медленно, равномерно, словно на маяке, кружился луч прожектора.

— Мне страшно, — внезапно сказал я. — Страшно до смерти.