Обогнув угол, мы увидели невысокого грязного итальянца в красной шелковой рубашке, он сидел на скрученном проволокой стуле под свисавшей с потолка лампочкой и читал вечернюю газету с помощью указательного пальца и очков в стальной оправе, видимо доставшихся ему от деда.
Рыжий подошел к нему сзади и негромко сказал:
— Привет, коротыш. Как твои бамбини?
Итальянец испуганно разинул рот и потянулся к вырезу своей красной рубашки. Рыжий оглушил его ударом в челюсть. Потом бережно уложил на пол и стал разрывать полосками красную рубашку.
— Нужно обезвредить его понадежнее, — негромко объяснил Рыжий. — От удара он скоро очухается. Дело в том, что внизу будет слышно, как человек лезет по вентиляционному ходу. А наверху не раздастся ни звука.
Он аккуратно связал итальянца, заткнул ему рот, сложил его очки, сунул в безопасное место, и мы пошли к вентилятору, на котором не было решетки. Я посмотрел вверх и увидел лишь темноту.
— Пока, — сказал я.
— Может, тебе понадобится какая-то помощь.
Я встряхнулся, как морская собака.
— Мне нужна рота морских пехотинцев. Но либо я сделаю все сам, либо не сделаю. Всего.
— Долго ты будешь? — спросил Рыжий. Голос его звучал по-прежнему встревоженно.
— Час или чуть поменьше.
Рыжий взглянул на меня и закусил губу. Потом кивнул.
— Иногда приходится рассчитывать только на себя, — сказал он. — Загляни в тот игорный зал, если будет время.
Он пошел обратно, сделал четыре шага, потом вернулся.
— Этот открытый люк может сослужить тебе службу. Не забывай о нем.
И быстро ушел.
38
По трубе вентилятора навстречу мне несся холодный воздух. До верха было далеко. Через три минуты, показавшиеся часом, я осторожно высунул голову из раструба. Поблизости виднелись серые пятна зачехленных шлюпок. В темноте слышалось негромкое бормотание. Луч прожектора медленно вращался. Шел он с какой-то высокой точки, очевидно с площадки одной из приземистых мачт. Там должен был находиться человек с автоматом, может быть даже с ручным пулеметом. Слабое везение, слабое утешение, если кто-то так любезно бросает незапертым грузовой люк.
В отдалении гудела музыка, словно фальшивящий бас из дешевого приемника. Наверху виднелись мачтовые огни, сквозь туман проглядывало несколько звезд.
Я выбрался наружу, вынул из наплечной кобуры пистолет и прижал рукой к боку. Сделав три осторожных шага, прислушался. Все было спокойно. Негромкий разговор утих, но не из-за меня. И вдруг в темноте и тумане свет каким-то загадочным образом сфокусировался и заблестел на стали пулемета, стоящего на высокой треноге и свисающего через поручень. Возле него стояли двое, они не курили, не шевелились, вскоре опять послышалось их негромкое бормотание, в котором нельзя было разобрать ни слова.
Я слишком долго прислушивался к нему. Чей-то голос отчетливо произнес за моей спиной:
— Прошу прощения, гостям не разрешается выходить на шлюпочную палубу.
Я повернулся, не очень быстро, и взглянул на руки говорившего. Они казались светлыми пятнами, в них не было ничего. Я кивнул, сделал шаг в сторону, и конец шлюпки скрыл нас. Человек осторожно последовал за мной, шагов его по влажной палубе не было слышно.
— Кажется, я заблудился, — сказал я.
— Кажется, да. — У него был бодрый, приятный голос. — Но перед сходным трапом у нас дверь, на ней пружинный замок. Вполне надежный. Раньше там был открытый проход с цепью и медной табличкой. Мы обнаружили, что кое-кто пользовался им.
Говорил он не умолкая, то ли чтобы казаться любезным, то ли с целью протянуть время.
— Должно быть, кто-то оставил дверь незапертой, — сказал я.
Он кивнул, голова его едва возвышалась над моим плечом.
— Но видите ли, что получается. Если кто-то оставил дверь незапертой, босс будет недоволен. Если нет, нам захочется узнать, как вы попали сюда. Я уверен, что вы понимаете.
— Тут и понимать нечего. Давайте спустимся и скажем ему об этом.
— Вы приехали с компанией?
— Да, с очень миловидной.
— И оставались бы при ней.
— Знаете, как бывает — только отвернешься, а другой уже заказывает ей выпивку.
Он засмеялся. Потом кивнул.
Я пригнулся, отпрянул в сторону, и дубинка прошелестела в тихом воздухе долгим, усталым вздохом. Казалось, каждая дубинка в пределах досягаемости автоматически взлетает, метя мне по голове. Рослый мужчина выругался.
— Ну, давайте, смелее, — сказал я.
И громко щелкнул предохранителем.
Иногда даже скверная игра потрясает зрителей. Рослый замер, я видел, как раскачивается дубинка, свисающая с его руки. Тот, с кем я разговаривал, обдумывал все не спеша.
— Этим вы ничего не добьетесь, — рассудительно сказал он. — Покинуть судно вам не удастся.
— Я подумал об этом. Потом решил, что для вас это не будет иметь значения.
Игра так и оставалась скверной.
— Что вам нужно? — негромко спросил он.
— Пистолет у меня громкий, — сказал я. — Но стрелять ему не обязательно. Я хочу поговорить с Брюнетом.
— Брюнет уехал по делам в Сан-Диего.
— Поговорю с тем, кто его замещает.
— Твердый вы человек, — сказал невысокий. — Пошли вниз. Спрячьте пистолет, прежде чем мы войдем в дверь.
— Спрячу, когда буду уверен, что войду в дверь.