Вечный странник

Целую неделю продолжалось веселье на даче католикоса. Деревенские музыканты, славившиеся своим искусством вырезать свирели, преподнесли молодому священнику очень ценный для него подарок — свирель. Она была вырезана из абрикосового дерева, которое считалось лучшим для этой цели. Комитас обещал сохранить подарок, а для первого исполнения выбрал соответствующую песню — "Цирани цар" («Абрикосовое дерево»).

Пастуший шашлык

Буйные предосенние краски покрыли склоны и вершины Арагаца. Небо было чистое и ясное. Воздух был прозрачен, как родниковая вода. Слегка подернутые голубизной, четко вырисовывались дали. Небольшая группа поднимающихся в гору людей не раз останавливалась, захваченная красотой окружающей природы. Впереди всех шел Комитас. В пути он то играл на свирели, то подражая голосам разных птиц прятался, готовясь очередной веселой шуткой разыграть одного из путников. Встречая на пути родник, он доставал свирель и сзывал на водопой своих друзей.

И о чудо! Разбредшаяся по склону отара овец, покинув своего пастуха, потянулась на зов комитасовской свирели. Вскоре овцы уже окружили путников, которые возвышались островом в этом море блеющих овец. Увидев, что не может справиться со своим стадом, подошел к ним и пастух. Велико было его удивление, когда он увидел и своих волкодавов, разлегшихся у ног незнакомца. Пастух в изумлении остановился и стоял так, опираясь на посох, пока Комитас не кончил свою игру.

Вааллах, если захочешь, ты уведешь у меня стадо. Кто ты?

На вопрос пастуха, говорящего на курдском языке, Комитас тоже ответил по-курдски.

Ты курд? — обрадовался пастух.

Нет.

Йезид?

Нет.

Ты знаешь наш язык, ваши песни, кто же ты?

Я армянин.

Радости пастуха не было предела. Он позвал своих товарищей, рассказал им об удивительном случае, и они вместе решили устроить щедрое угощение в честь музыканта и его спутников. Зарезали несколько баранов, разделали мясо, нарезав его на мелкие куски и, завернув в теплые еще шкуры, сложили их в неглубокой яме, засыпали землей и сверху разложили костер. Для костра они принесли из оврага заготовленные заранее сухие ветки и развели огонь.

Теперь поднимемся на вершину Алагяза, — сказал йезид, подняв на плечо дорожный мешок одного из путников.

Худой и подвижный, Комитас раньше всех добрался до места. Поднявшись высоко, насколько позволило ему отсутствие специальных альпинистских снаряжений, он, осилив крутой подъем на одну из скал, замер на ее вершине. И отсюда, подобно Огану-Горлану из «Давида Сасунского», запел:

Армения, страна бетованная,

Ты колыбель рода людского,

Ты исконная моя родина,

Армения, Армения, Армения!

Егиште Тадевосян и Фанос Терлемезян работали над своими холстами. Женщины занялись приготовлением завтрака, а остальные вместе с детьми спустились к озеру…

Вечером путники под звуки проникновенной мелодии шаракана наблюдали красочное зрелище заката.

Долину постепенно окутывало мраком. Где-то рядом, то здесь, то там раздавались голоса ночных птиц. Комитас, имитируя птичий диалог, дразнил птиц, заставляя их петь. Повеяло прохладой. Ночь вступала в свои права. В темноте вразнобой блеяли овцы и ветер доносил смешанный запах молока и трав. Спустя немного над черной громадой горы пробился рог луны и в высвеченном лунным светом небе заметно потускнели звезды. Комитас достал свирель. Он сыграл, а затем и спел «Луснакн ануш, овн ануш». Меж тем, пастухи развели маленький огонь рядом с потухшим уже костром. Разбросав теплую еще золу, они в горячей земле откопали завернутое в шкуры мясо пастушьего шашлыка.

Торжественное блюдо — чобан-шашлык по достоинству оценили и мужчины и женщины. Ужин закончился песнями и музыкой. Теперь уже пастухи играли на комитасоаской свирели и пели курдские песни.

Было далеко за полночь, когда пастухи, проводив своих неожиданных и приятных гостей до Бюракана, расстались с ними.

Снова в своей стихии

Комитас теперь преподавал музыку в Геворкяновской семинарии. Здесь он впервые в программу музыкального обучения, наряду с принятой до этого новой армянской системой нотной записи, ввел европейскую нотопись. Из учащихся разных классов он организовал семинарский хор, с которым разучивал переложенные им на четыре голоса армянские народные песни. Для соборного хора он сделал многоголосную обработку литургии, не приняв обработку Екмаляна, о которой он писал в своей статье, вышедшей в Берлине. Мечтой его, было установить в соборе орган.

Католикос освободил Комитаса от церковной службы, чтобы он мог свободно заниматься своим любимым делом. Только в дни церковных праздников он должен был руководить хором и следить за чтением псалтыря: и молитвенника. Но случай убедил католикоса, что Комитаса надо освободить и от этих обязанностей.