Внемлите далее! При жизни всего лишь трех поколений эта Церковь, основанная на Символе веры во всей его простоте, распространилась от Александрии до Лондиниума; и сколько бы ни объединялись короли, чтобы ее искоренить, но кровь праведников, которую они проливали вседневно и всенощно, была лишь оскорблением Богу; к каким бы ухищрениям ни прибегали злодеи, придумывая пытки для неотступных, — Церковь только росла; можно поискать причины ее победоносного упорства — и вот они: в Символе веры есть обещание святой жизни, община же была совершена воедино — в те времена не возникало между братьями разногласий; не было меж ними ни зависти, ни ревности, ни соперничества; не вели они споров по незначащим поводам, вроде того, как выглядит правильный обряд крещения, или использовать ли опресноки или квасной хлеб, или от кого исходит Святой Дух — от Отца ли или от Отца и Сына совокупно; старейшины их не молились за мзду, не оставляли бедную паству ради богатой, дабы увеличить доход свой, не расточали денег на строительство дорогих алтарей и высоких шпилей, дабы потешить свое тщеславие, не штудировали Писание в поисках слова, или формы, или наблюдения, за которое можно уцепиться и отойти от жизни старой общины, дабы создать новую; в их храмах не было отдельных мест для прихожан и других — для прихожанок, а пришедший взыскать милосердия Господа не начинал с того, что осматривал одежды своего соседа, — как будто заплаты или отрепья лишают права на милосердие. Догма была столь проста, что не приводила ни к распрям, ни к спорам; а все рвение Церкви состояло в том, чтобы как можно громче прославить Господа, живя в соответствии с заповедями Его. Отсюда проистекало единое совершенство и в вере, и в трудах, и в Первозданной апостольской церкви все шло хорошо; Символ веры же был подобен белому коню, что был явлен удостоенному последнего видения, а Церковь — всаднику, сидевшему на коне с луком в руке, тому, которому дан был венец, тому, что вышел победоносный и чтобы победить.
Слушатели непроизвольно задвигались: многие пали ниц, другие плакали, в нефе раздавались крики радости. Лишь в одной части собора торопливо собирались вместе мужчины с нахмуренными лбами — там, где высилась хоругвь братства Святого Иакова. Игумен, стоявший в середине этой группы, заговорил взволнованно, но негромко.
— Я не стану, братия, задавать вам вопрос, верен ли этот рассказ о Первозданной церкви, — продолжил Сергий. — Вам известно, что он верен, однако спрошу другое: если кто-то из вас считает, что оскорбление, в котором все вы раскаиваетесь, гнев, горькие слова, рукоприкладство вызваны чем-то, что содержится в Символе веры, пусть он встанет сейчас, в Его присутствии, и выскажет свои мысли. Мы же все станем ему внимать, равно как и Бог. Как, никто не встает? Нет нужды напоминать, к чему обязывает вас ваше молчание. Позвольте же мне теперь спросить, кто из вас готов подняться и заявить, призвав Господа в свидетели, что Церковь, к которой он ныне принадлежит, — это та же Церковь, которую основали апостолы? Вам даны головы — думайте; даны языки — говорите.
Не раздалось ни шороха.
— Отрадно мне, братия, что вы сохранили молчание, ибо если бы кто-то из вас сказал, что его Церковь есть та же Церковь, которую основали апостолы, как бы смог он оправдаться за то, что ныне существуют две партии, каждая из которых утверждает, что она и есть единственная истинная Церковь? А если бы он заявил, что обе партии есть одна Церковь, причем истинная, как объяснить отказ принять Святое причастие? Откуда это разделение? Или не слышали вы ранее, что «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет»?
Люди и братия, да не уйдет отсюда никто, полагая, что его Церковь — к какой бы он ни принадлежал — и есть Апостольская церковь. Если он станет искать в ней то общее, что служило законом для древнего братства, поиски его будут тщетны. Если он станет искать единства, о котором просил Господь в последней своей молитве, что узрит он вместо того? Зависть, ненависть, злокозненность, рукоприкладство! Нет, ваш Символ веры — от людей, не от Христа, а подобие Христа, в нем воплощенное, есть заблуждение и западня.
В этот момент хоругвь Святого Иакова внезапно взвилась ввысь, и ее поднесли почти к самым вратам, после чего стоявший перед нею игумен выкрикнул:
— Ваше святейшество, этот проповедник — еретик! Я отлучаю…
Продолжить ему не дали; толпа с воем вскочила на ноги. Княжна Ирина, да и другие женщины на галерее поднялись тоже; Ирина была бледна и дрожала. Дав ранее Сергию знак заговорить, она не думала, что может подвергнуть его опасности. Спокойствие и покорность, с которыми он взирал на своего обвинителя, напомнили ей про Господа перед Пилатом; вновь опустившись на стул, она начала молиться и за послушника, и за то дело, в защиту которого он выступал.
После паузы патриарх взмахнул рукою и изрек:
— Братия, возможно, Сергий, которого мы все выслушали, говорил правду и речь эту вложил ему в уста сам Святой Дух. Проявим терпение, дадим ему договорить.