Вечный. Тетралогия

— Крепостей не так много, мы сможем определить, как давно ее доставили. Если эта крепость была уничтожена где-то во время или сразу после рейда Черного Ярла, то мантикора проснулась в свой срок и мы можем работать спокойно. Эти твари не отличают хозяина от врага, так что ИХ корабли здесь не покажутся. А если мы разбудили ее раньше срока, то ОНИ могут появиться, чтобы посмотреть, как у нее дела. Есть у них такая дурная привычка. И это может произойти в любой момент. Даже сейчас, — дон Ансельм вздохнул, — чего, конечно, нам совсем не хотелось бы.

В динамике запищало, потом послышался голос Пивного Бочонка:

— Эй, капитан, идентификационный номер КАО 763984943.

Толстый Ансельм возбужденно заерзал:

— Да это же «Крылышки Самора» с Карраша, ну конечно! Как я мог сразу ее не узнать, вон же двойной причальный порт шаттлов.

Капитан отвернулся от дисплея и задумчиво пожевал губами. Рейд на Карраш состоялся на тринадцать лет позже, но после него тоже уже прошло почти двадцать лет, так что как знать, когда ОНИ приволокли эту груду металла на орбиту Зовроса…

— Абордажной команде на борт, — скомандовал он и бросил сердитый взгляд в сторону кардинала: с этого, пожалуй, станется действительно заблокировать оплату. А с деньгами сейчас туго, с контрактами еще хуже. А, была не была! Капитан повернулся и отдал следующую команду: — Готовиться к посадке. Посадка на сороковом витке, через восемь часов.

Они стояли у открытого люка шлюзовой камеры и смотрели на безжизненный Зоврос. Неистовый ветер гнал над поверхностью вихри пепла. Горы на горизонте выглядели оплавленными холмами, а на их вершинах лежал снег странного зеленоватого оттенка. Дон Киор попытался почесать в затылке, но наткнулся перчаткой на шлем боевого скафандра, вздрогнул и поежился:

— Клянусь святым Иоанном и святой Инессой, именно таким я представлял себе ад.

Сивый Ус искривил губы в улыбке:

— Что ж, мой благородный друг, может быть, ОНИ просто подготовили себе место для проживания?

— Вы что там, уснули, а, Пивной Бочонок? — раздался в наушниках голос капитана. Дон Киор насупился и мотнул головой:

— Вперед! Сделаем дело и вернемся. Клянусь святым Еремеем, это не то место, где я хотел бы задержаться.

Абордажная команда спустилась по трапу и осторожно двинулась вперед, ощупывая поверхность перед собой всеми сенсорами боевых скафандров и проверяя подозрительные места тычками шпаг, которые иногда погружались в пепел по самую рукоять. На этот раз, наученные горьким опытом, доны двигались очень осторожно, и, пока не прощупали всю площадку, на которой собирались разбить лагерь, никто не пикнул. Установив силовое заграждение, абордажная команда вернулась на корабль. Вечером, когда Ив давал Пипу урок фехтования, к нему подошел дон Киор. Он был изрядно навеселе:

— Пошли выпьем, Счастливчик.

Ив быстро вышиб у Пипа учебную рапиру и удивленно повернулся к Пивному Бочонку:

— Ты что, старина, кому как не тебе знать традиции? В рейде — сухой закон.

Дон Киор всхлипнул и покачал головой:

— Мы сегодня все пьяны, все! — Он с размаху ударил себя кулаком в грудь и произнес со слезами в голосе: — Это был зеленый мир, понимаешь? Немного загаженный, как и все, чего касаются люди, но приветливый. Тут птички щебетали, бегали детишки, какой-нибудь дед вроде меня сидел на бережке с удочкой, мочил крючок в теплой водичке, а сейчас… — Он утер ладонью слезы и выкрикнул: — Клянусь святым Георгием, они ответят за это!

Ив взглядом приказал Пипу убраться побыстрее, а сам сел рядом и протянул руку за флягой. Пивной Бочонок отлил себе в крышку, и они чокнулись за упокой души загубленного мира. А кто сказал, что у миров нет души?

На следующий день поднялись затемно. До обеда выгружали землеходы и проходческое оборудование. Кардинал Дэзире возбужденно носился по площадке и в сотый раз делал триангуляцию, выбирая все новые и новые точки засечек. Наконец все было готово. Кардинал торопливо отслужил мессу.

— С Богом! — шумно вздохнув, произнес дон Ансельм.

Лазерный бур передней машины дрогнул, повернулся и начал шипя погружаться в серый пепел, который вскипал и растекался горячими лужами. Но лужи не превращались в застывшие лепешки, а тут же опять распадались на мириады маленьких чешуек пепла, и ветер уносил их прочь. Погибший мир хотел остаться призраком, на его поверхности уже никто не сможет оставить свой след.