Вепрь и Волк ушли, дверь хлопнула, и Хокмун закрыл глаза.
Очнувшись, он увидел, что его несут по освещенному факелами узкому коридору, а потом он очутился в небольшой ярко освещенной лампами комнате, где стояла покрытая дорогими мехами и шелком кровать; резной столик ломился от всевозможной снеди, в углу возвышалась сделанная из какого-то блестящего желтого металла ванна, наполненная горячей водой. Его уже ждали две девушки-рабыни.
С Хокмуна сняли цепи, одежду и осторожно положили его в воду. Кожу немилосердно саднило, когда рабыни, касаясь мягкими, нежными руками, мыли его. Потом его побрили и подстригли. Хокмун едва воспринимал все происходящее с ним. Он неподвижно лежал, уставившись бессмысленным взором в пестрый мозаичный потолок. Он позволил одеть себя в мягкое тонкое белье, шелковую рубашку и бархатные штаны, и постепенно чувство блаженства, пока еще очень слабое, зашевелилось в нем. Но когда его усадили за стол и впихнули в рот какой-то фрукт, желудок его сжался, и герцога вырвало желчью. Ему дали немного теплого молока со снотворным и уложили в постель. Потом все ушли, оставив лишь одну рабыню для присмотра за ним.
Прошло несколько дней, прежде чем Хокмун начал принимать пищу и осознавать роскошь своего нынешнего положения. В его распоряжении были книги и женщины, но он пока не желал ни того, ни другого.
Хокмуну потребовалось немало времени, чтобы напрячь свою память и вспомнить о прошлой жизни. Правда, теперь та жизнь представлялась ему полузабытым сном. Он открыл как-то книгу, и буквы показались ему совершенно незнакомыми, хотя разбирал он их достаточно хорошо. Просто они казались ему бессмысленными, а в словах и предложениях отсутствовали определенность и значимость, хотя книга была написана одним из почитаемых когда-то Хокмуном философов. Он пожал плечами и бросил книгу на стол. К нему подбежала одна из девушек-рабынь и, прижавшись, погладила его по щеке. Он мягко отстранил ее, подошел к кровати и улегся, положив под голову руки. Потом он спросил:
— Почему я здесь?
Это были первые произнесенные им слова со времени прибытия в Гранбретанию.
— О, господин, я не знаю. Но вы, кажется, очень почетный узник.
— Да, на потеху лордам Гранбретании.
Хокмун говорил без всяких эмоций. Голос его был ровным и спокойным. Даже слова, которые он произносил, казались ему странными. Он посмотрел пустыми, остекленевшими глазами на девушку, и та задрожала. Это была блондинка, с длинными пышными волосами и хорошей фигурой; судя по акценту, родом из Скандии.
— Я знаю только то, господин, что должна выполнять любое ваше желание.
Хокмун слегка кивнул и обвел взором комнату.
— Можно догадаться, для чего они готовят меня, — тихо пробормотал он.
В комнате не было окон, но воздух был немного сыроватым, и поэтому Хокмун решил, что помещение находится под землей. Он отсчитывал время по лампам — ему казалось, что их заправляют один раз в день. И по его подсчетам, он провел здесь уже две недели, прежде чем снова увидел Волка.
Дверь резко распахнулась, и в комнату вошел высокий человек, затянутый с головы до ног в черную кожу и вооруженный длинным, широким мечом с черной рукояткой. Из-под маски донесся приятный мелодичный голос тот самый, что Хокмун слышал тогда, в полуобморочном состоянии.
— Ну, наш узник выглядит совсем неплохо.
Рабыни низко поклонились и исчезли. Хокмун, ловко подпрыгнув, соскочил с кровати.
— Замечательно. Вы в отличной форме, герцог Кельнский.
— Да, ничего.
Он беззастенчиво зевнул и, решив что мало проку в топтании на месте, вернулся к своему прежнему положению на кровати.
— Я полагаю, вы знаете, кто я такой, — сказал Волк с ноткой нетерпения в голосе.
— Нет.
— И не догадываетесь?
Хокмун не ответил.
Волк подошел к столу, на котором стояла огромная хрустальная ваза с фруктами; рукой, затянутой в перчатку, взял гранат и наклонился, будто рассматривая его.
— Вы полностью оправились, милорд?
— Похоже на то, — ответил Хокмун. — Я чувствую себя превосходно. Все мои желания удовлетворяются. И теперь, я полагаю, вы намерены потешиться со мной?
— Кажется, это не особенно беспокоит вас?
Хокмун пожал плечами.
— В конце концов это должно когда-то кончиться.
— Ну, это может длиться всю вашу жизнь. Мы, гранбретанцы, — народ изобретательный.
— Человеческая жизнь не такая уж длинная.
— Так случилось, — начал Волк, перекидывая гранат из одной руки в другую, — что мы решили помиловать вас.
Хокмун остался безучастным.
— Вы не очень-то разговорчивы, дорогой герцог, — продолжал Волк. Забавно, но вы до сих пор живы лишь по прихоти одного из ваших смертельных врагов, так жестоко расправившегося с вашим отцом.
Хокмун нахмурился, как будто что-то вспоминая.
— Я помню, — нерешительно сказал он. — Мой отец. Старый герцог.
Волк бросил гранат на пол и поднял маску. Под ней скрывалось красивое широкое лицо.
— Я убил его. Я — барон Мелиадус Кройденский.
Жестокая улыбка играла на его полных губах.
— Барон Мелиадус?.. Э… убили его?
— Вся мужественность, похоже, оставила вас, милорд, — зло пробормотал барон. — Или вы вновь пытаетесь обмануть нас?
Хокмун поджал губы.