Вечный всадник

Солнце усилило натиск лучей, и Аккурат Аккуратович ушел в тень. А Ютти еще спал, хотя обычно просыпался рано, до прихода людей, которые, к его удивлению, с утра нежились на лежаках, вместо того чтобы охотиться. «Видимо, поэтому они выдают мясо только в обмен на пустяковины, а не всем желающим», — думал Ютти. И голод, и мысли об Атти, о затянувшихся поисках мучили его всю ночь. Он заснул только под утро. Неожиданно его разбудил мужской голос:

— Извините, молодой человек, но это наш лежак. Вот квитанция: «Иванов. На десять дней». Я не шучу. Я и есть Иванов.

Ютти открыл глаза и увидел мужчину и мальчика, жующего яблоко.

— Другие места проданы, а я с ребенком, — смутился мужчина и, заметив, что Ютти, глотая слюни, смотрит на жующего яблоко сына, достал из сумки самый крупный плод и протянул его Ютти: — Возьмите. Мытое.

Ютти взял яблоко, быстро проглотил его, затем спустился к морю, зашел в воду по колено и, заметив проплывающую рыбку, резким рывком вытащил ее на поверхность и отнес мальчику. Улыбнулся мужчина, засмеялся от радости мальчик, а довольный собой Ютти направился к автоматам, размышляя о том, какой добрый человек этот Иванов: «Непонятно, как он узнал, что я голоден, ведь я не просил у него пищу. Значит, он очень понимающий человек, даже больше, чем я, и как хорошо, что я ответил добром на его доброту!»

«Хороший хлопец, — подумал мужчина об Ютти, хотя его смущали четыре странных головки, изображенные на майке Ютти. — Уж если нельзя без моды, то лучше бы носили «Песняров» или Зыкину».

Мужчина приехал на курорт из таежного леспромхоза, куда можно было добраться летом по реке, а зимой лишь при помощи воздушного транспорта. Бригадира пятой бригады шестого леспромхоза Терентия Михайловича Иванова покоробил внешний вид Ютти, особенно майка и небритое лицо, делающее его похожим на Миклухо-Маклая, но, к сожалению, только внешне, и это сходство еще больше подчеркивало его, по всей видимости, немалые моральные и прочие недостатки, связанные с плохим примером в семье и неважной постановкой воспитательной работы на предприятии, где он трудился.

«А хлопец все-таки ничего, не совсем пропащий! — подумал мужчина после того, как Ютти совершил хороший поступок, подарив его сыну морскую рыбку. — Может, еще поумнеет, выправится!»

Но не этот случай, а нечто совсем другое сблизило с Ютти Терентия Михайловича, заставив его осторожно, извиняясь, разбудить занявшего его лежак парня и подарить ему самое крупное яблоко. Симпатию возбудило ненормальное для человека положение Ютти, наверное не сумевшего снять комнату на переполненном курорте.

Терентий Михайлович вспомнил, как позапрошлым летом приехал с сыном в Москву, чтобы показать ему столицу, как тряс своим бригадирским удостоверением перед администраторами гостиниц, как те смотрели на него с удивлением и усмешкой, как пришлось заночевать на голой скамейке в грязноватом вокзале рядом с таборными цыганами, бесконечно галдящими, снующими и кормящими маленьких детей.

На следующее утро Терентий Михайлович посадил сына в такси, благо деньги не успел истратить, да особенно и не было на что (у них в поселке, за исключением косметики и апельсинов, товары получше; японцы в обмен на лес присылают, и никакой очереди), и повез сына по Москве, хотя галопом по Европам, но показал ему основные достопримечательности, а вечером укатил с ним домой. Достопримечательности понравились, но и обида осталась. В поселке Терентия Михайловича уважали, не раз сиживал он в президиумах с начальством, даже областным, был награжден медалями, массой грамот и вымпелов и никогда не испытывал унижений. В леспромхозе все жили одинаково — питались в одной столовой, стриглись у одного парикмахера, мылись в одной бане, одевались из одного магазина, правда, начальство носило зимой лисьи шапки, а рабочие кроликовые, но на это никто не обращал особого внимания, и при большом желании можно было достать даже каракулевую папаху.

А тут чем-то не показался он администраторам гостиниц, вроде есть люди поважнее и почище его. Может, им не понравилась его обыкновенная фамилия?

Терентий Михайлович пожалел тогда, что не захватил с собой областную газету, где о нем писали так хорошо, что самому не во все верилось. И на юг он поехал без особой радости. Давали путевку, но на него одного, без ребенка, а очень хотелось показать сыну море. Вот он и прикатил сюда нервный, с опаской, снял каморку, где впритык стояли две кровати, мало с кем общался, дни проводил на пляже и не жалел на фрукты денег, хотя они дались ему нелегко, особенно зимой в жестокие морозы, да и весной в половодье доставались ненамного проще.

Терентий Михайлович с грустью смотрел на удаляющуюся фигуру бездомного Ютти, думая о превратностях и несправедливостях, еще имеющих место в общем-то хорошей нашей жизни.

Ютти занял свое обычное место, устремил взгляд на проходивших мимо людей, но тут же, потрясенный, вскочил, услышав рядом с собой голос, говоривший на языке снежных людей.