Вечный Жид

— Давно мечтал встретиться с вами, — приветливо сказал писатель.

— Рад тому, что вы — русский, — сказала Заратустра. — Знаю, что ваши современники не располагают достаточной информацией о моей личности, а древние авторы, особенно греки, вообще написали обо мне бог знает что. Вплоть до того, что жил я за пять тыщ лет до Троянской войны. Да, родился я в Бактрии, за тысячу лет до Рождения Христова, если судить по принятому у вас летоисчислению, проповедовать начал в мидийском городе Рай, затем, подобно Магомету, перебрался в атропаненский Шиз. Но отец мой — выходец из Северного Причерноморья.

— Уж не скиф ли ваш отец случайно? — осведомился Станислав Гагарин.

— У нас общие предки — венеды, — ответил философ. — Поэтому позвольте считать меня родичем вашим.

— Почту за честь, — склонил голову сочинитель. — Мне по душе и ваше учение тоже. Простота и естественность его подкупают. Сущий мир распадается на два царства. С одной стороны — свет и добро. С другой — мрак и зло. Первую олицетворяет Агура-Мазд, он пребывает в мире вечного света…

— Мы зовем его также Ормуздом, — заметил Заратустра. — Именно Ормузд призвал меня на высокую гору, где открыл Слово Божье.

«Это был мой коллега, один из Зодчих Мира», — протелепатировал сочинителю Вечный Жид.

Станислав Гагарин, впрочем, давно уже догадался, что Учителей и Пророков посещали в разные времена Зодчие Мира — вечные защитники Вселенского Добра, духовные наставники тех, кого они посвящали на борьбу с кознями Конструкторов Зла.

— А в противоположном царстве, — продолжал говорить он, — правит дух зла Ангро-Майньюс…

— Он создал ледяную зиму, иссушающую жару, уничтожающий посевы град, отвратительных змей и скорпионов, забрался под землю и открыл там собственный ГУЛАГ, — подхватил Заратустра. — Этот проклятый Ариман — виновник всего злого и отец лжи.

Но хватит о нем. Священную зароастрийскую книгу Авесту вы прочтете еще не раз, и Зенд-Авесту, и пехлевийские глоссы к ней.

— Пожалейте русского письменника, — усмехнулся Вечный Жид. — Вы знаете, Заратустра, сколько научного материала перелопатил Папа Стив, готовясь к встрече с основателями религий?

— Представляю, — сочувственно проговорил Заратустра. — Тем интереснее мне будет общаться с товарищем из Двадцатого века… И позвольте мне… Для вас, Станислав Гагарин!

После произнесенных слов никаких действий Заратустра не производил. Никаких пассов, заклинаний, сыпанья порошков в огонь или пошлого дерганья волос из усов или головы.

Не сводивший с создателя зороастризма глаз сочинитель ничего подобного не заметил.

Улыбка тронула полные, чувственные губы Заратустры, и костер превратился вдруг в большой розовый куст, осыпанный махровыми цветами красного цвета.

По логике развития событий их всех должна была накрыть темнота, ведь исчез костер, а с ним и свет пламени, оттесняющий мрак.

Вместо костра был розовый куст, а свет не исчезал, он даже расширялся и расширялся.

Вдруг донесся чудовищный грохот, затем леденящий душу вопль, который сменился оглушающим рычанием.

Путники стремительно и ловко поднялись, Агасфер был невозмутим, а сочинитель, скрывая тревогу, посмотрел на Заратустру.

— Ариман ведет дэвов в атаку, — спокойно ответил создатель Зенд-Авесты. — Нам поможет добрый гений Сраоша, защитник от злых духов в ночное время. Помогут и  я з а т ы — боги древней религии иранцев, я включил их в собственную систему религиозных представлений.

Словом, нет причин для беспокойства. Ангро-Маньюсу не по душе ваше присутствие. Я предполагал сие и принял меры. Вы не вмешивайтесь…

Заратустра воздел руки, и вокруг разлился ровный и мягкий свет. Звезды исчезли, не было ни Солнца, ни Луны, лишь выгнулось над ними голубое-голубое небо.

Зазеленел оазис, на краю которого расположили они костер. Громоздились неподалеку высоченные горы.

С другой стороны уходила к желтому окоему таинственная пустыня.

Пустыня вдруг вздыбилась коричневым валом. Вал превратился в крутящиеся смерчи. Разом выросшие в сотни и более метров смерчи клубились и оглушающе выли на разные голоса, неукротимо приближались к бывшему костру, ставшему кустом из роз, и трем путникам, один из которых был Богом, второй — пророком, а третий — простым смертным, заброшенным в иное время и иное пространство.

Смерчи, размерами побольше, чем любое высотное здание в Москве, неуклонно приближались, и Станислав Гагарин уже различал среди бешено крутящегося желто-коричневого песка искаженные злобой и ярой ненавистью лица тех, кто так часто таращился в последнее время из я щ и к а.

«Вот бы видели их избиратели сейчас», — подумал Станислав Гагарин, искренне сожалея о том, что не дано соотечественникам видеть события его, писателя, глазами.

Заратустра, тем временем, горделиво выпрямился, грациозно подтянулся, построжал лицом.

— Приступим, — будничным тоном произнес он.

Заратустра повернулся к горным вершинам, простер в их направлении руку, затем резко повернулся и показал рукою на рвущихся к костру-розам дэвов.

С горной вершины сорвался гигантский камень, стремглав пролетел по воздуху и ударил в основание одного из смерчей.