Вечный зов (Том 1)

Она прикрыла дверцы, еще, в который уже раз, оглядела более чем скромную обстановку. Теперь она заметила, что и занавески на двух окнах хотя и шелковые, но тоже старенькие, застиранные, и оконные рамы местами облупились, требовали покраски, и ножки гнутых стульев, стоявших вокруг стола, были обшарпанные, облезлые, и сиденья их залоснились... И, как пьяная, вернулась на диван. "Ничего, лишь бы все у нас получилось с тобой, а там..."

Вошел Алейников, поставил на стол две чашки с блюдцами и эту синюю дурацкую сахарницу.

- Сейчас и чай вскипит, - сказал он и, увидев Верины глаза, смутился, потер ладонью шрам. - Так вот и живу...

- Что ж, обыкновенно живешь, - как можно равнодушнее произнесла она. Пожала плечами. - Правда, я представляла немного все иначе... - И тут же, испугавшись этих слов, добавила: - Но какое это имеет значение?

- Когда... Я ведь был женат, ты знаешь... Когда жена ушла от меня, я отдал три комнаты одному нашему сотруднику. У него семья большая, а нам с матерью и этого хватает.

- Конечно, зачем вам больше, - согласно кивнула Вера.

- Дом мы перегородили капитальной стенкой и сделали еще один вход, с той стороны... Извини, кажется, чайник закипел.

Через несколько минут они сидели за столом. Вера помешивала ложечкой в своей чашке, глотала обжигающую жидкость, прислушиваясь к порывам ветра за окном.

- Вроде настоящая буря началась.

- Пустяки, я провожу тебя, - успокоил ее Алейников.

Она поморщилась не то от глуховатого скрипа деревьев за окном, не то от его слов и продолжала думать о своем. "Ничего, лишь бы получилось... И тот сотрудник с большой семьей выселится. Капитальную стенку эту разберем. И обстановка будет... И вообще узнают в Шантаре, что такое жена Якова Алейникова. Самого Алейникова! Все узнают, может быть, даже и Кружилин..."

Она думала, что рассуждает умно и зрело, как человек, знающий хорошо и жизнь и людей.

Алейников сидел, задумавшись, над нетронутой чашкой чая. Вера понимала, что надо приступать к решительному разговору, но не знала - как. И кроме того, она боялась этого разговора.

- А ты... бывшей жене, наверное, помогаешь? - спросила она, чувствуя, что не к месту этот вопрос.

- Нет, - ответил он, стряхивая задумчивость. - Я не знаю даже, где она сейчас. Она уехала, не сказала куда... И не написала ни одного письма. Да и не нужна ей помощь. Детей у нас не было - она не хотела. Но у меня есть кому помогать...

- Кому же? - спросила Вера, заботясь, чтоб голос ее прозвучал как можно теплее.

- У меня был брат, старший. Он умер шесть лет назад от чахотки... Еще на царской каторге схватил ее. У него осталось четверо детей, а мать у них сердечница, тоже еле-еле дышит, работать не может. Я перед смертью брата обещал ему позаботиться о его детях. И вот...

Алейников обвел глазами комнату, как бы объясняя Вере, почему он живет так скромно.

- Младшему сыну брата только восемь лет сейчас, старшей дочери шестнадцать. Учится сейчас в десятом классе. Они живут далеко, во Владивостоке. Я хотел их нынче к себе вызвать, чтобы вместе жить или хотя бы рядом. А тут...

- А тут в меня влюбился, - с неприятно заискивающей улыбкой произнесла она. - Но это... не помешало бы нам... надо вызвать.

- Нет... Я хотел сказать, а тут - война... - сухо сказал он. Потом секунду помолчал и, чуть откинувшись на стуле, вдруг произнес голосом вовсе чужим, незнакомым: - Вера...

Она вскочила из-за стола, чуть не опрокинув чашку.

- Погоди, Яков! Я сперва... - Голос ее перехватило, она не могла вытолкнуть больше из себя ни одного слова, в животе холодно заныло от страха. Сознанием она понимала, догадывалась: это конец!

- Не надо, Вера, тебе ничего говорить, - опустил виновато голову Яков. Сказать должен... обязан я, как мне ни тяжело... Не могу я жениться, Вера...

Теперь она не только догадывалась, что между ней и Яковом все кончено, но и слышала его слова. "Конец! Конец!" - стреляло больно в голове. Но в ней протестовало все, не могло согласиться с этим.

- Яков, ты... Ты что сказал?!

- Я говорю - прости меня, Вера. И пойми... Мы не можем... Я не могу на тебе жениться...

Глаза ей застлал плотный туман, пронизываемый желтыми стрелами. Гнев, обида, невиданная злость вдруг начинили все ее существо порохом, а мысли, проносящиеся в голове, были как раскаленные уголья, из которых во все стороны хлещут синеватые струйки пламени. И стоило какому-то угольку подкатиться к пороху, как - она чувствовала это - произойдет страшный взрыв. Боясь его, она сделала два шага назад, упала на диван, отвернулась к стенке, скрючилась, будто от холода, и дала волю слезам. Она слышала, как подошел Алейников, сел на краешек дивана и положил руку на ее плечо, одновременно что-то сказал. Она резко вскинула голову, крикнула, теряя голос:

- Это окончательно?

- Окончательно. Я много думал. Это окончательно.

Вера закрыла лицо ладонями и застонала в бессильной ярости. Алейников поднялся и неуклюже принялся ходить вокруг стола, натыкаясь на стулья...

* * * *