Вечный зов (Том 2)

Сам того не ведая, попал Василий Кружилин в самое больное место Полипова. Тот никогда не знал и никогда не понимал, что это такое, человеческая совесть, но, когда ему о ней говорили, он зеленел, весь начинялся злостью, а под старость стал взрываться прямо порохом, как и сейчас произошло.

И не только совести - многого не понимал Петр Петрович Полипов. Например, что ему говорил тогда в Шестокове этот выходец из загробного мира Лахновский, о каких таких силах, могущих якобы подмять под себя весь мир, толковал ему и почему отпустил его подобру-поздорову; почему ушла от него, Полипова, жена; почему в конце концов ему осторожно стали намекать, не желает ли, мол, он отправиться на покой.

- Спасибо за заботу, товарищи! - с улыбками отговаривался он. - Я чувствую, что есть еще силы. На здоровье не жалуюсь...

- Человек, Петр Петрович, всегда переоценивает свои силы, - мягко говорили ему. - И закон предусматривает, что в шестьдесят лет...

- Он предусматривает, но ничего не определяет категорически.

Наконец ему прямо сказали, что пора уходить. Он, теперь растерянный, изо всех сил пытался как-то удержаться на поверхности:

- Товарищи! Дорогие товарищи! Да мало ли секретарей райкомов в моем возрасте... Может быть, в другой район? Я в Шантаре действительно засиделся...

- И в нашей области, и повсюду в стране идет омоложение руководящих партийных кадров.

С трудом он добился, чтобы его порекомендовали хотя бы секретарем парторганизации колхоза или совхоза...

Потом он не понимал, почему через год коммунисты совхоза "Степной" не избрали его даже в партком. Не понимал, почему нынче весной директор другого совхоза, Малыгин, со злостью сказал ему:

- Не годами ты одряхлел, Петр Петрович, а умом. Кто сейчас так руководит людьми? Никого никогда не выслушаешь, кричишь на них...

- Это ты мне?! - аж задохнулся Полипов. - Мне, который тебя... вот с этой руки выкормил?

- Ты выкормил! - еще злее заговорил Малыгин, часто хворающий после фронтовых ранений человек. Невысокий ростом, с лицом, глубоко испаханным морщинами, он стоял среди только что засеянного кукурузой поля упрямо и крепко, и Полипову даже показалось, что, если толкнуть его, он даже не покачнется. - Не так выкармливают, если в это слово порядочный смысл вложить. Птицы вон выкармливают своих птенцов, а потом летать учат. Так Кружилин делал, хлестал, когда надо, когда за дело... Уму-разуму людей учил. А ты - не уму, а дурости и глупости!

- Спасибо, - желчно произнес Полипов. - Ладно, поглядим. Это поле ты засеял узкорядно. Поглядим, какие шишки на тебя за это повалятся.

- Ну и что ж? Зато с силосом будем. Будет чем зимой скот кормить.

- Значит, ты за отсталую агротехнику?

- Нет, я за передовую. Это ты за отсталую...

Так они поговорили нынешним теплым весенним днем да и поехали с поля в деревню. Ехали молча. И уже возле самой усадьбы Полипов спросил:

- По всему видать, не приживусь я и у вас? Осенью, на отчетно-выборном, не изберете меня в партком?

- Это дело коммунистов, - сухо ответил Малыгин.

- Коммунисты тебе, директору, в рот смотрят.

- Напрасно так думаешь, - усмехнулся Малыгин. - У каждого своя голова на плечах.

- Ну, а ты-то? Ты... "за" или "против" меня будешь голосовать? Честно только.

- А что же не честно? Я - против.

Так они перемолвились перед самой деревней. И когда подъехали к конюшне, Полипов уронил смешок:

- Все понятно. Ты с моей бывшей женой живешь. И тебе неловко, что я рядом.

- А вот тут ты и вовсе дурак, - сказал Малыгин и пошел прочь, велев конюху распрячь коня.

Еще прошлой осенью, когда Полипов вместе с Николаем Инютиным впервые приехал в совхоз, Малыгин спросил:

- Мне, Петр Петрович, известно - сам ты попросился в наш совхоз. Я не возражаю, но ответь: почему в наш?

- Да я же тебя сколько знаю?! Мы с тобой сработаемся.

- Я, говорю, не возражаю... Но прости, Петр Петрович... удобно тебе будет? Я женат на Полине Сергеевне.

- Этот вопрос возникал в обкоме партии и у нас... - проговорил Николай Инютин.

- Возникал, - кивнул Полипов. - И я отвечу так, как отвечал в обкоме и в райкоме, дословно. Вот что я отвечал: "Малыгин человек порядочный и государственный, а для коммунистов главное - порученное партией дело, а не личные отношения и бытовые противоречия". Так я отвечал... А личные отношения - что ж, нормальные, по-моему. Разве ты что почувствовал против себя, когда я был секретарем райкома?

- Да нет... ничего, - сказал Малыгин.

- Ну вот! А Полина Сергеевна... Сколько лет-то прошло? Два десятка лет с того дня, как я на фронт ушел, как мы расстались! Целая жизнь, и мы давно чужие...

Да, они были чужими и при встречах лишь здоровались. Только один раз Полипов немного поговорил с бывшей своей женой. Случилось это нынче в апреле, когда стаял снег, но земля была еще холодна. Полипов ехал в поле, а жена Малыгина возвращалась откуда-то в плетеном коробке и, поравнявшись, как всегда лишь кивнула головой. Но Полипов натянул вожжи.

- Полина Сергеевна! Можно на минуточку?

Она остановила мерина, он слез с ходка, подошел к ней.

- Еще раз здравствуй. Откуда ты?