Ведарь

— Конечно, научу, но тут надо мозгами поработать, а не только телом. Представь себя перышком, что невесомо струится в потоке воздуха. Пухом от неоперившегося цыпленка в пыльном завороте ветерка. Самым легким дуновением на лобик ребенка. Вот с такими мыслями и смещенным центром тяжести попробуй пройтись, — тетя Маша кивнула на свой танцпол.

Я выдохнул, закрыл глаза, мысленно поднял центр тяжести до уровня лба, представил свое тело в невесомости, и попробовал протянуть тело за скользящими ногами.

Перышко! Пушинка! Ветерок!

Увы, не получилось — тело провалилось по пояс, да ещё и ртом зачерпнул порядочную пригоршню снега. Пока вылез, да отплевался, тетя вальсировала по снежному покрову, подобно королеве на балу, даже мурлыкала под нос что-то вроде «Вальса цветов» Чайковского. Я замер, глядя на нее.

— Видишь, Саш, как это легко? Повторяй за мной, раз шажочек, два шажочек. Как в детстве, — тетя Маша с улыбкой взяла за руку.

— А если я упаду и заплачу? — первый же шаг оказался провальным.

Рыхлый снег встретил радостным скрипом, под колено ударила жесткая корка.

— Не упадешь, ведь я тебя поддерживаю, а если навернешься, то тогда и заплачешь, — тетя крепко сжала руку. — Сосредоточься, тебе никто не мешает.

Я сосредоточился на том, что рука тети забирает весь вес, и мое тело становится невесомым. Сделал шаг. Наст не проломился. Сделал другой, третий. Старался дышать через раз, чтобы неосторожным дыханием не прожечь тонкую снежную ткань.

— А ты боялся, оглянись назад! — тетя отпустила руку и отпорхнула на пару метров в сторону.

Оставшись без опоры, я несмело покачался на месте, наст угрожающе просел под ногами. Представил руку тети, забирающую вес, и проседание остановилось. Стараясь не делать резких движений, развернулся на месте. На белом снегу отпечатались неглубокие следы. Мои.

— Закрепи этот успех, в дальнейшем ты должен бегать с платком по любой поверхности быстро и абсолютно бесшумно. Тренируйся, а я пойду прилягу, что-то тяжеловато на груди, — улыбнувшись напоследок своей мягкой улыбкой, тетя упорхнула в сторону дома.

Ни один прут малинника не шелохнулся, когда тётя проплыла над ними и приземлилась на забор. Я же аккуратно ступал, не давая мыслям отвлекаться на посторонние предметы. Обернулся на шум падения. Тетя, не пройдя половины, сорвалась с забора и почти полностью зарылась в холодный пух. Глухо тявкнул во сне соседский Тузик.

— Теть Маш, а ещё меня учила легкой походке. Ай-яй-яй, — шепотом проговорил так, чтобы донеслось до лежащего тела.

Но из образовавшейся ямки не донеслось никакого ответа. Тетя не шевелилась.

Я тут же провалился в хрустящий снег и, как не разбирающий дороги лось, рванул к упавшей женщине. Заголосил пробудившийся пес, ещё несколько собак отозвалось по селу. Быстро пролетев по скользкой поперечине, я спрыгнул возле тела, не подающего признаки жизни. Какой же легкий у тети вес, высохшее тело словно пушинка.

— Теть Маш, очнись! Тетя Маша! — я смахнул снег с морщинистого лица и осторожно похлопал по щекам.

Прыгающий пес истошно лаял по другую сторону забора, но под взглядом тут же стих и понуро поплелся в свою конуру, недовольно урча на ходу.

Утопая почти по пояс в наметённых сугробах, я рванул к дому, неся потерявшую сознание тетю. Кое-как открыл заиндевевшую дверь, пары холода заклубились в протопленном помещении.

Не раздеваясь, донес до узкой кровати бессильно повисшее тело. На лоскутном голубоватом одеяле медленно таял смахнутый снежок. Черты тетиного лица слегка заострились, но пульс прощупывался через холодную кожу. Пошлепал по щекам, и голова безвольно мотнулась, как у мертвого оборотня, которого я тащил к оврагу. Ужас от происходящего заклубился внутри, на глаза нахлынула горячая влага.

Я заметался по тёмной комнате, в комоде не нашлось никаких лекарств, лишь аккуратно сложенное белье. Ни нашатыря, ни вьетнамской «Звездочки», нет даже обыкновенного анальгина, сколько не сновал по комнате. Необходимо бежать за врачом, даже раскрывая себя, выходя из партизанства — жизнь тети важнее.

Рванулся на выход.

В дверях комнаты по голове ударила подушка. Под ноги предательски нырнул невысокий порожек, и я вылетел в прихожую. Когда же отодвинул легкую занавеску, то меня встретила довольная улыбка жестокой родственницы. Она лежала на боку, под щекой удобно примостилась правая рука.

— Сразу видно, что не читал книгу по растениям. Иначе плюнул бы вон на тот кустик, в углу прихожей, да и растер под носом, а ты заметался, запаниковал. Эх, Саша, всегда сохраняй голову холодной, иначе таких дел можно наворотить сгоряча, — тетя спустила с кровати ноги.

— Тетя Маша, дать бы вам по загривку за такие шутки, но пока не справлюсь. Могла же просто на словах объяснить, — я укоризненно покачал головой.