Ведарь

Перед глазами всплывает лицо оставшейся дома любимой Татьянки, как она стоит в лучах уходящего солнца, обнажаются в улыбке сахарные зубки, легкая рука манит к себе. Вокруг, до самого горизонта, расстилается широкий луг, его покрывают васильки, ромашки, колокольчики. Тучи бабочек носятся в таком прозрачном воздухе, что можно заглянуть за край земли, за кучевые облака, что стараются поймать красное солнце. И Татьянка манит к себе, она сияет внутренним светом, босоногая, в простом легком сарафанчике, воздушная и неземная. Татьянка сулит райскую жизнь… и избавление от боли.

Я вижу его видение! Я во сне спящего. Просто мозги заворачиваюсь, когда пытаюсь представить себе то, что именно я увидел…Это на секунду отвлекает от мысли о Юле.

Я делаю шаг к ней, но кто-то грубо вытаскивает из вечного блаженства, заталкивает обратно в кромешный ад…

Страшное, в лоскутах обожженной кожи, лицо Степана выныривает вместе с грохотом взрывов и нестерпимой боли внутри. Я пробую моргнуть, дико режет глаза, словно в лицо швырнули лопату мелкого песка. Возле лица вздрагивают осколки бетона, я подтягиваю руки к груди, сворачиваюсь в клубок…

Ужасающая боль раздирает изнутри на крохотные осколки… я лежу на раскаленных углях костра. Жесткие руки трясут меня, не давая вернуться обратно на солнечную поляну.

— Петруха, поднимайся, рано ещё умирать, — хрипит знакомый голос, приглушенный окровавленной тканью.

— Да, Степан, встаю, — свистящим сипом слова вырываются наружу.

Я оглядываюсь по сторонам, шея поворачивается со страшной болью, словно она в раскаленном ошейнике. Вокруг ужасающая картина: защитники крепости лежат в тех позах, в которых скашивает безносая спутница войны; ядовитый туман стелется по обглоданным снарядами стенам, обтекает жертвы, лижет винтовки, оставляет зеленый налет на блестящих стволах.

Приходит в себя старый солдат, сибирский охотник, который попадает белке в глаз, трясется в жутком кашле, но перед тем, как открыться глазам, его обожженная рука хватается за цевье верного ружья.

Шевелится ещё один.

От кашля сгибается калачиком другой солдат.

Осыпанные пылью рваные гимнастерки, перевязанные тряпками лица. Оглушающий каркающий кашель перекрывает гром канонады. Я пытаюсь подняться и опираюсь на лежащего рязанца, а он уже никогда не сможет встать…

Мне стало страшно — я впервые вижу такое количество мертвых людей.

Похожие на ужасающих упырей, что по ночам встают из могил, солдаты стягиваются к нам, спотыкаются о трупы лежащих соратников. Окровавленные портянки на лицах, безумные красные глаза, дергающиеся движения…

Очень много солдат не могут подняться. Немыслимо много… Верный «Максим» оставляет на обожженной руке зеленый след, когда хватаюсь за кожух, чтобы подняться.

В смертельной полосе показывается просвет, двигаются далёкие фигуры противника. Похоже, что немцы собираются пойти в атаку, и взять неприступный Осовец… Неприступный героизмом и выдержкой русских солдат. Думают, что здесь все подохли от удушья.

— Все, кто может держать в руках ружьё! За мной! Русские умирают, но не сдаются! Кто не может идти — встает у пулеметов! В атаку!!! — хрипит Степан и тут же сгибается в жестоком кашле.

Брус ворот отлетает в сторону, распахиваются деревянные створы. Шатаясь, держась друг за друга, кашляя и сплевывая куски легких, русские солдаты идут в последнюю атаку. Без надежды на успех, без надежды увидеть завтрашний день, без надежды прожить ещё чуть-чуть. Мы выходим в темно-зеленый дым, словно окунаемся в заросшее ряской болото и двигаемся по днищу.

Мы идём по железной дороге, избрав насыпь ориентиром в непроглядном ядовитом тумане. Несколько десятков против семитысячной орды противника, чей гулкий рев радости слышен вдалеке. Радуются, твари, думают, что победили…

Слезы наворачиваются… и мне не стыдно…

Всё расплывается перед глазами, тело выворачивает наизнанку, резкая боль хлещет раскаленными плетьми. Изо рта льётся кровь, в кашле вырываются скользкие кусочки мяса, но яростная жажда как можно дороже продать свою жизнь толкает вперед тяжелым локомотивом.

Степан топает рядом, корчится от удушающего кашля, падает и вновь поднимается. Торжествующий ор приближается, уверенные в своей победе, немцы спешат добить тех, кто ещё шевелится. Они не догадываются, кто их ждет за непроглядной пеленой смрадного тумана. Они даже не знают, что мы уже подняли винтовки…

Сзади разрываются артиллерийские снаряды, впереди летит победный вой. Среди ядовитого тумана, по пожелтевшей траве бредут «мертвые» русские солдаты. Идут выбирать немцев в спутники на прогулку до небес.