Веди свой плуг над костями мертвых

А в доме Писательницы устроили себе гнездо Куницы. Я не дала им никаких имен, потому что мне не удалось их ни сосчитать, ни различить. То, что этих зверьков нелегко увидеть, является их особой способностью, они будто духи. Появляются и исчезают так быстро, что невозможно поверить, что действительно их видел. Куницы хорошие Животные. Я могла бы взять их на свой герб, если бы он мне понадобился. Они кажутся легкими и беззащитными, но на самом деле это заблуждение. В жизни это опасные и коварные Существа. Ведут свои частные войны с Котами, Мышами и Птицами. Воюют между собой. В доме Писательницы куницы залезли между черепицей и изоляцией чердака, подозреваю, что они сеют там опустошение, уничтожают минеральную вату и прогрызают дыры в деревянных плитах.

Писательница, конечно, приезжала в мае, на машине, доверху набитой книгами и экзотическими продуктами. Я помогала ей распаковывать вещи, потому что у нее больной позвоночник. Она носила ортопедический воротник, кажется, когда-то попала в аварию. А может, ее больной позвоночник — от постоянного писания. Писательница напоминала кого-то, кто пережил гибель Помпеи — вся словно присыпана пеплом; ее лицо было пепельным, и цвет губ, и серые глаза, и длинные волосы, схваченные резинкой и собранные на макушке в небольшую дульку. Если бы я знала ее немного хуже, то наверняка прочитала бы ее книги.

Но так как я знала ее слишком хорошо, то боялась за них браться. Может, я нашла бы там себя, описанную так, что невозможно узнать. Или свои любимые места, которые для нее означают нечто совсем другое, чем для меня. В определенном смысле такие люди, как она, владеющие пером, бывают опасными. Сразу начинаешь подозревать неискренность — что такой человек не является собой, она — око, которое неустанно наблюдает, а то, что видит, превращает в предложения; таким образом лишает действительность всего важного, того, что невозможно выразить.

Она оставалась здесь до конца сентября. Обычно не выходила из дома; только иногда, когда жара, несмотря на наши ветра, становилась невыносимой и липкой, писательница раскладывала свое пепельное тело на шезлонге и неподвижно лежала на солнце, старея все сильнее. Если бы я могла увидеть ее ступни, может, оказалось бы, что она тоже не была Человеческим Существом, а какой-то другой формой существования. Русалкой логоса, Сильфидой. Иногда к ней приезжала ее подруга, темноволосая, сильная женщина с ярко накрашенными губами. На лице у нее была коричневая родинка, что по моему мнению, указывает на то, что Венера в момент ее Рождения находилась в первом доме. Тогда они вместе готовили, будто вспоминая атавистические родственные ритуалы. Несколько раз прошлым летом я ела с ними: пряный суп с кокосовым молоком, драники с лисичками. Они вкусно готовили. Подруга нежно относилась к Пепельной и заботилась о ней, будто та была ребенком. Эта женщина вела себя очень уверенно.

Самый маленький домик, под влажным лесом, недавно купила шумная семья из Вроцлава. У них было двое толстых, избалованных детей-подростков и продуктовый магазин в кишечнике. Здание планировали перестроить и превратить в польское шляхетское имение с колоннами, а сзади должен был быть бассейн. Так мне когда-то рассказывал их отец. Однако сначала вокруг возвели бетонный забор. Они мне щедро платили и просили ежедневно заглядывать внутрь, чтобы никто случайно туда не ворвался. Сам дом был старый и разрушенный и, казалось, хотел, чтобы его оставили в покое, чтобы он мог дряхлеть и в дальнейшем. Но в этом году его ждала революция, уже привезли кучи песка и выгрузили перед воротами. Ветер все время сдувал пленку, которой его накрыли, и мне стоило немалых усилий, чтобы снова ее натянуть. На их территории был маленький источник, где новые жители планировали создать рыбный пруд, установить гриль. Они звались Колодяжными. Я долго раздумывала, не дать им какое-то другое, свое прозвище, однако затем согласилась с тем, что это один из двух известных мне случаев, когда фамилия подходит к Человеку. Это действительно были люди из колодца — такие, упавшие в него давно и сейчас на его дне они устраивали свою жизнь, думая, что колодец — это целый их мир.

Последний дом, у самой дороги, постоянно снимали. Чаще всего там селились молодые супруги с детьми, которые хотели отдохнуть на природе во время выходных. Иногда любовники. Случались и подозрительные субчики, которые напивались вечером и всю ночь пьяно орали, потом спали до полудня. Все они скользили по нашему Люфтцугу, словно тени. Люди на уик-энд. Однодневки. Маленький, отремонтированный безликий домик принадлежал самому богатому мужчине в округе, который в каждой долине и на каждом плоскогорье владел какой-то недвижимостью. Фамилия этого типа была Нутряк, и это и был тот второй случай, когда она подходила владельцу. Кажется, он приобрел этот дом ради участка, на котором дом стоял. Кажется, он покупал землю, чтобы когда превратить ее в каменоломню. Кажется, целое Плоскогорье может стать каменоломней. Кажется, мы здесь живем на золотой жиле, что называется гранитом.