— Мою жизнь изменит только одно, — жёстко сказала Швабра. — И ты знаешь, что это. Но на это нужны деньги. И я не буду их тратить ни на что другое.
— Даже ради меня?
— Это нечестный приём.
— Я готова на любые, лишь бы ты его купила. Ну, скажите же ей! — блонда умоляюще уставилась на меня.
— Дресс-код в нашем трудовом договоре не прописан, — покачал головой я, — уборщица может выходить на работу в любой одежде, лишь бы она была чистой и не оскорбляла общественную нравственность.
— Та поношенная тряпка оскорбляет моё эстетическое чувство!
— Я уже семнадцать лет оскорбляю эстетическое чувство всех, кто меня видит, — отмахнулась Швабра. — Пусть терпят дальше. Мне плевать. И давай уже закроем эту тему.
— Ты как хочешь, — решительно сказала Ведьмочка, — но я сейчас вернусь в лавку и попрошу, чтобы платье отложили. Потому что ты передумаешь. Просто не можешь не передумать. Тебе ещё на осенний бал идти, между прочим!
Девушка развернулась, встряхнув белыми волосами, и вышла на улицу.
— Рили отпад герла, чел… — повторил панк, вздыхая как всплывший кит.
— Что там с ребёнком учительницы? — спросила Швабра, отмывая посуду. — Не нашёлся?
— Нет. Но полиция работает.
— Угу. Знаешь, что странно, босс?
— Что?
— Моего сраного братца нет дома уже двое суток. Такая благодать, ты не представляешь. Не помню, чтобы он не ночевал дома хоть раз. Даже вусмерть пьяный, с обгаженными штанами, и то приползал. На биологии нам говорили, что чем меньше мозг, тем сильнее инстинкты. Вот, это как раз про него.
— Волнуешься?
— Я была бы счастлива никогда больше его не видеть. Я бы помолилась какому-нибудь богу, чтобы тот его прибрал, но где найти настолько небрезгливого бога? Я волнуюсь только, какое говно он притащит, когда наконец заявится.
— Может, он просто нашёл себе женщину? Некоторые дамы бывают не слишком разборчивы.
— Не, босс, нет на свете такой женщины, которая польстилась бы на это чмо. Даже слепоглухонемая и та поняла бы, с кем имеет дело. По запаху. Так что никуда он не денется, это было бы слишком хорошо. Я обречена на него, босс.
— Всё меняется.
— Кроме говна. Оно пребывает вовеки.
***
— Я вам скажу. Всё правильно Директор придумал! — распинается в зале Помойка Бурбон, размахивая стаканом одноимённого напитка.
Третьим стаканом, проявляя нехарактерную для него несдержанность в употреблении. Возможно поэтому он так говорлив, обычно воняет в уголке тихо. Посетители слегка морщатся от въевшегося аромата, но слушают внимательно.
— На кой чёрт им ещё год школы? Вот у меня — два пацана, здоровенные парняги, да вы знаете. Зачем таким лбам штаны за партой просиживать? Лучше бы мне помогали, мусора на наш век хватит. Или на Завод. А чем плох Завод, ну вот скажите мне, я хочу слышать?
— А кто говорит, что плох? — интересуется кто-то из слушателей.
— Да учительница эта, чтоб её… «Детям, мол, нужен выбор». Я вам так скажу — глупости это. Ну, чего умного они могут выбрать в восемнадцать лет? По танцулькам слоняться? Так я не против, танцульки — дело хорошее, сам плясал. Мы с женой там познакомились, милое дело. Отработал смену и скачи, сколько сил осталось. Но она же упёрлась: «Учиться, мол, надо». Чему? Я своих с мусоровозом управляться и сам научил. Читать-писать-считать умеют? И хорошо, спасибо школе. Но на кой чёрт им эти литературы с географиями?
— Ты чего раскричался сегодня? — спрашивает его кто-то. — Случилось чего?
— Да школа эта, чёрт бы её драл… — поворачивается к нему Помойка Бурбон. — Учительница упёрлась, что надо полный год доучить. Да ещё и хочет организовать этот… как его… колледж, во! Типа, ещё годиков несколько чтобы бездельничали. Мол, есть умные ребята, им бы учиться… А я вам скажу — умных и на Заводе чему надо научат. Там, поди, тоже не одни грузчики.
— Так пусть её уволят, да и всё тут, — подают идею из зала.
— Не, там без её подписи чего-то не срастается, — с досадой сказал Помойка. — Ну да ничего, авось уговорим. Уговорим же?
— Само собой! — смеётся кто-то. — Это мы умеем. Уговаривать.
Внезапно в баре воцаряется тишина. Так резко, как будто кто-то звук выключил.
От входной двери, через весь зал, морщась от висящего в воздухе табачного дыма, идёт, решительно закусив губу, Училка.
— Налейте мне виски, — говорит она, дойдя до стойки.
— Никаких мохито? — уточняю я.
— Да. Виски. Чистый. Я так хочу.
— Уже делаю.
Она берет стакан, отхлёбывает, кривится от непривычной крепости. В зале всё так же висят тишина и дым.
— Зачем вы так? — говорит женщина негромко, обращаясь к собравшимся. — За что вы так со мной?
Ответа нет, и она продолжает: