— У вас все будет такое — про мистику и чудеса? — усмехнулся директор, но смотрел приветливо.
Маргарита сидела перед ним в светлом летнем костюме полюбившейся ей итальянской длины, открывающей колени, которые вдруг стало нестыдно открывать; безупречное каре сияло рубиновыми бликами:
— А что такое чудо? — улыбнулась она в ответ и слегка качнула ногой. — Не есть ли это нечто, что мы просто не в состоянии объяснить? Покажите дикарю из джунглей телефон и зажигалку — и он назовет их чудом, а вас — колдуном. Для нас же это — повседневный быт. Чудо, говорю я, это не то, чему не существует понятного нам объяснения, а то, чему мы еще не нашли объяснения. Разве я не права?
— Да, интересно рассуждаете… Что вы хотите за ваши романы?
— Банальность — славы и денег.
— Хм… Деньги имеют для вас значение? А как же искусство?
— А для вас они разве не имеют значения? А соловья, как известно, баснями не кормят.
Шеф откинулся на спинку стула, снял очки и принялся разглядывать Маргариту, покусывая кончик позолоченной дужки. Тогда она подумала, что у него, возможно, отличное зрение, а очки он носит для солидности…
— Я дам вам тысячу за обе книги. Условных единиц, разумеется.
— Я не завизжу от восторга. — она снова качнула ногой. — Но соглашусь.
Шеф перестал покусывать очки. Зеленоглазая шатенка со сверкающими ногами вызывала у него симпатию и смутные мысли насчет того, что хорошо, что она пишет забавные книжки, а не занимается серьезным бизнесом — а то сожрала бы всех соперников, как акула. То, что несостоявшаяся акула качала ногой, было не очень хорошим признаком: где-то когда-то он вычитал, что если женщина в разговоре качает ногой, значит, она раздражена или ей скучно. Впрочем, такие мелочи не могли его обеспокоить: как бы там ни было, талантливая нахалка была еще НИКТО.
— Это немалые деньги! — воскликнул он, сдерживая улыбку. — Тем более, в масштабах нашего города. Тем более, что вас никто пока еще не знает!
— Вот именно: ПОКА ЕЩЕ, — она снова улыбнулась и качнула ногой. — В Швеции мне заплатили за них столько, что здесь я могу считать их издание за эту сумму благотворительной акцией с моей стороны и подарок родному городу.
— Как вы докажите?
— Я не собираюсь ничего доказывать. Зачем?
— Вам помогли? У вас там есть друзья? Родственники?
— Да, мне помогли друзья. В известной степени, мне повезло.
— Вот как. Тогда почему вы действительно не подарите свои книги родному городу?
— С чего это я должна их дарить? Господь уподобил меня написать книжицу, даже три, я провела над каждой из них немало бессонных ночей, так почему я должна их дарить? Когда я получу авторские экземпляры, я подарю несколько штук детским домам, больницам, школам и прочим кинутым государством учреждениям, но не буду дарить ничего ни процветающему издательству, ни торговой сети.
— Вы опасный человек, Маргарита Николаевна. Да уж, действительно, вам повезло. Повезло, что у вас есть влиятельные друзья в Швеции.
— Никакого особого влияния у них нет. Кроме того, я и сама немало сделала для обеспечения успеха моих произведений — я их написала!..
Две недели казались бесконечными. Вынужденной безделье — ответы на звонки, получение и отправку чужих факсов по чужим номерам трудно было назвать работой и Маргарита большую часть времени занималась тем, что составляла план нового произведения. В последний день она выгребла из ящиков стола те немногие личные вещи, что еще оставались там, и занять ее место пришла Ирина Васильевна, которой предложили совместить обязанности секретаря и экономиста, пока не найдут кого-нибудь.
Ирина Васильевна была одной из немногих, кто хотя бы частично догадывался об истинном положении вещей, то есть о новой, более выгодной работе, и не строил версий о богатом любовнике. Пока они болтали, Маргарита заметила, что ее коллега рассеянна, отводит глаза и в целом выглядит не очень хорошо. Она уж собралась задать вопрос, как та сама ответила на него, заканчивая фразу о своей новой «работе» по совместительству:
— …Только придется им подсуетиться с поисками нового секретаря: я скоро на больничный пойду. Возможно, надолго…
— Что случилось?
— Рита… — Ирина Васильевна сцепила руки и голос ее дрогнул. — Я никому не говорила, и ты не говори… Вчера я получила результаты обследования… Я на постоянном учете, ты же знаешь… — та кивнула. — Ну вот, меня кладут на обследование… в диспансер. А это знаешь что значит?…
И она сжалась и замолчала.
Маргарита смотрела на коллегу и тоже молчала. «Она сама навнушает себе любую опухоль. Уже убедила себя, что конец. Пятнадцать лет анализы в порядке, а теперь вдруг здрасьте… Ерунда это все!..»
— Ерунда это все! — сказала вслух и лостала из сумки сигареты и зажигалку. — Курнем? Сделать кофе?
— Ты не спешишь домой?
— У меня теперь будет много времени… — и включила электрочайник, из готорого еще не вылила воду. — Берите, это легкие. Вы же говорили, что иногда покуриваете.
— Говорила… — и она неловко вытащила из пачки сигарету, пальцы у нее дрожали. — Вот, наверное, и сказалось…