Ведьма

Норману Сейлору почудилось, будто он глядит не на свою жену, а на ее портрет кисти некоего новоявленного Ренуара или Тулуз-Лотрека: лицо — четкий овал розового с едва заметным оттенком зеленого, маленький, гордо выпяченный подбородок, алое пятно губ, насмешливый взгляд серовато-зеленых глаз, выщипанные низкие брови, между которыми залегла вертикальная морщинка, иссиня-черные волосы, белая кожа шеи, бордовое платье; локоть прижимал к боку коробку с очередным нарядом, руки словно застыли на полпути к шляпке, которая была того же цвета, что и платье, а световой блик на ней переливался и сверкал этаким осколком зеркала.

Норман был уверен, что, протяни он руку, этот портрет растворится в воздухе, а потому стоял не шевелясь. Он не произнес ни слова, однако у него почему-то возникло такое ощущение, что, если бы он заговорил, собственный голос показался бы ему голосом постороннего — какого-нибудь бестолкового профессора.

Изображение Тэнси, эта невесть откуда взявшаяся родственница портрета Дориана Грея, молча повернулось к Норману спиной. Коробка с нарядом упала на пол. Норман словно очнулся.

Он догнал Тэнси в гостиной. Увидев, что жена направляется прямиком к выходу, он попытался обнять ее, чтобы остановить. Она забилась в его объятиях, точно пойманное животное, избегая смотреть ему в глаза; однако руки ее безвольно, будто привязанные, висели вдоль тела.

— Не прикасайся ко мне! — прошептала она сквозь зубы.

Норман пошире расставил ноги, чтобы случайно не потерять равновесие. Было что-то ужасное в том, как Тэнси металась из стороны в сторону, норовя вырваться из плена его рук. Она вела себя, как буйнопомешанная в смирительной рубашке.

— Не прикасайся ко мне! — твердила она яростно.

— Тэнси! — воскликнул Норман.

Внезапно она успокоилась. Норман отступил на шаг.

Глаза Тэнси были крепко зажмурены, губы плотно сжаты. К сердцу Нормана подкатила жалость.

— Милая! — проговорил он. — Мне очень стыдно. Я виноват перед тобой. Но…

— Дело не в этом!

Норман помолчал, прежде чем продолжить.

— Выходит, ты рассердилась на меня за то, что я нашел в твоем столе?

Никакого ответа.

— Тэнси, нам нужно поговорить.

Она вновь никак не откликнулась. Норман беспомощно всплеснул руками.

— Поверь мне, все будет в полном порядке. Если ты поделишься со мной… Ну пожалуйста, Тэнси…

Губы ее слегка разошлись, и она произнесла, как выплюнула:

— Почему бы тебе не привязать меня к стулу и не загнать пару иголок мне под ногти? Или ты не знаком с техникой допроса?

— Милая, я скорее умру, чем причиню тебе боль! Но мы должны поговорить откровенно.

— Не могу. Если ты скажешь еще хоть слово, я закричу.

— Милая, мы должны, понимаешь, должны.

— Я никому ничего не должна.

— Мне! — поправил Норман, сбиваясь на крик. — Мне, своему мужу!

На миг он испугался, что Тэнси упадет в обморок, и кинулся к ней, чтобы подхватить. Но его услуги не понадобились. Тэнси, швырнув шляпу на столик, тяжело опустилась на ближайший стул.

— Ладно, — сказала она. — Давай поговорим.

18 часов 37 минут. Заходящее солнце отражалось в стеклах книжного шкафа, в его лучах левая китайская маска жутковато оскалилась. Тэнси сидела на одном конце кушетки, Норман, опираясь коленом на подушку, расположился на другом.

Тэнси тряхнула головой, словно разгоняя словесный дым, от которого уже першило в горле.

— Ну что ж, будь по-твоему. Я всерьез занималась ведьмовством. Я забыла, что являюсь образованной женщиной. Я накладывала заклятья на людей и на вещи. Я стремилась изменить будущее. Я… в общем, всё что угодно!

Норман кивнул. Такие вот кивки он раздаривал обычно на студенческих конференциях, когда после многочасового бесплодного обсуждения какой-нибудь подающий надежды юноша начинал наконец догадываться, о чем идет речь. Он наклонился к Тэнси.

— Но зачем?

— Чтобы уберечь тебя от неприятностей, — ответила она, глядя себе под ноги.

— Зная все то, что тебе известно о суевериях, ты решилась…

В голосе Нормана послышались прокурорские нотки.

Тэнси пожала плечами.

— Так вышло. Конечно, это смешно и нелепо… Но когда ты всей душой желаешь, чтобы с тем, кого ты любишь, что-то произошло или ничего не случилось… Я делала лишь то, чем занимались и занимаются миллионы женщин. И веришь ли, Норм… мои заклинания… они вроде бы срабатывали… по крайней мере в большинстве случаев.

— Мне кажется, — возразил он, — что успехи, которых ты добивалась, всего только нечаянные совпадения. И то, что у тебя получалось не всегда, подтверждает мою догадку.

— Может быть, может быть, — проговорила она. — Но вдруг мне кто-то противодействовал? — Она порывисто повернулась к нему. — Я не знаю, чему верить. Я творила заклинания, а сама терзалась сомнениями, но, однажды начав, уже не смела останавливаться.

— И ты занималась этим все те годы, которые мы провели в Хемпнелле?

Тэнси кивнула.

— Да, с тех пор, как мы сюда приехали.