Зима не может сдержать ответной улыбки. Как же ему не хватало этого банального мужского трепа. Как же давно они не делились впечатлениями о своих мужских подвигах. Просто и легко, с шутками и приколами. Так, как это бывает только у близких друзей. И не говорите, что настоящие мужчины не перетирают такие темы.
Вечером все возвращаются домой непривычно рано. Предновогодняя неделя совершенно не способствует работе — все расслабились и замерли в ожидании чуда. Причем взрослые на это самое чудо надеются едва ли не больше, чем дети. Парадокс взрослой жизни.
— Ксень, а мы как Новый год встречать будем?
Она растерянно отвлекается от приготовления ужина:
— Не знаю. Я и не отмечала никогда…
— Как это — не отмечала? — удивляется Степан.
— Да вот так… Как-то не до праздников мне было.
— А в детстве с родителями?
Ксения пожимает плечами, возвращаясь к маринаду:
— Я жила с бабушкой, а она не устраивала праздников.
Черт, что за детство у неё было? Мужчины переглянулись, понимая друг друга без слов. Даже в их детдоме старались, по мере сил, устроить детворе праздник. Ну и потом, в самостоятельной жизни, они каждый год как-то, да отмечали. Когда — в студенческой общаге с друзьями Игоря, когда — в клубе или дома. Позже — в модных и пафосных ресторанах, где можно было приятно совместить банальную пьянку и интересы бизнеса. Прошлый Новый год, правда, пропустили. Но тут совсем не до праздников было — Степана вытаскивали с того света.
— А дни рождения? — хмуро интересуется Степан.
Опять скупое пожатие плечами и бесстрастный ответ:
— А с днём рождения так же, как и с Новым годом. Он даже выпадает на тот же день.
— У тебя день рождения на Новый год?! — хором произносят друзья.
— Что тут такого? Чего орете? Игорь, доставай жаровню из духовки, там все готово уже.
— Ну, ты даёшь! У тебя юбилей? Тридцать? — уточняет Игорь.
— Так уж случилось.
— И ты не собиралась праздновать?! И нам бы не сказала?! — повышает тон, извлекая-таки жаровню из пышущей жаром духовки.
— Господи… Ну, что тут праздновать? Тридцать лет уже, впору плакать начинать.
— Ну уж нет! — отрезает Степан, — пора тебя приучать к нормальной, человеческой, жизни. Празднику быть! И Новому году, и юбилею.
— Как хотите… — флегматично замечает ведьма и добавляет, включая своё привычное ехидство, — слушайте, давайте уже жрать, а? Боюсь, если я прямо сейчас что-нибудь не проглочу, то до Нового года просто не доживу.
И правда, как с голодного края, накидывается на предложенную ей тарелку тушеной с мясом фасоли.
Степан же, в который раз за вечер, переглянулся с Игорем, безмолвно договариваясь обсудить сложившуюся ситуацию позже и, следуя ведьминому примеру, тоже уткнулся в тарелку. Правда, без такого зверского аппетита, как у Ксении.
Он волновался, что и говорить. Даже в свой первый раз, пожалуй, так не мандражировал. Сможет ли он? Получится ли? Нет, он понимал, что осечка в первый раз после всего, с ним произошедшего, явление вполне нормальное и даже вероятное. Но, как же не хочется опростоволоситься. Как же хочется быть с ней, как полноценный мужчина. Отрывается от тарелки, и тут же наталкивается на понимающий, горящий огнем ведьмин взгляд.
— Началось… — хмыкает Игорь. — Пойду-ка я. Там такой матч интересный! Порту играет, или Реал?
Но ни ведьма, ни Степан его уже не слышат, погруженные в омут взаимного желания, которое кружит между ними, закручивая в тугие спирали внутренности.
— Пойдем? — хриплый вопрос мужчины.
Протягивает ей навстречу руку, она вкладывает в неё свои дрожащие пальцы, покорно следуя за любимым.
Вдруг Степан останавливается и бросает резко:
— Надоела эта койка!
— Вполне себе комфортабельная кровать.
— Хочу в нормальную! В твою… Желательно.
Ксения проводит рукой по ёжику волос Степана и шепчет:
— Не вредничай… Все и так скоро случится. Потерпи немного…
— Чертова лестница!
— Скоро она перестанет быть для тебя препятствием, — утверждает Ксения, начиная расстегивать рубашку Степана.
— А почему ты с Игорем не спишь там? — задает интересующий вопрос.
Ведьма на мгновение замирает, но потом все же отвечает:
— Не время еще.
А потом резким движением стаскивает с себя через голову байковую рубашку, а под ней… У Степана дар речи отнимается. Черный… То ли лифчик, то ли майка, черт, он не знает, как это называется… Не видел никогда, да и сама ведьма такими штучками его не баловала. Это нечто совсем прозрачное, сквозь него отчетливо проступают грудки с горошинами сосков, да и девочку его сладкую тоже отчетливо видно. Края вещицы оторочены шикарным кружевом, что делает ее еще более сексуальной и вызывающей. Мужчина сглатывает, чувствуя, как оживает и набухает его член от такого поистине шикарного зрелища.
— Нравится? — шепчет ведьма.
— Очень, — хрипит в ответ, а сам принимается судорожно стягивать уже свою рубашку. Из-за спешки ничего не получается, руки дрожат и путаются в манжетах.
— Не спеши, — шепчет ему на ухо, покусывает мочку, переходит на шею, кадык.