— Не выдумывай ничего. Поняла? — прижимает ладонь жены к паху, где все каменное для нее. — Ты самая красивая, самая желанная женщина для меня. А мясо нарастим. Дел то. Поняла? — уточняет еще раз. И удовлетворенно замечает, как разрумянившаяся жена кивает в ответ.
— Люблю тебя.
Ксении стало реально легче от слов мужа. Она даже немного взбодрилась. Нет, у нее не было прежней уверенности в своей красоте, но ведьма верила, что для мужа она была желанной даже в таком неприглядном состоянии. Но ведь был еще и Степан… И эта ситуация с их тройственным союзом. Ксения знала, что это их судьба. Да, теперь это было именно знанием. Но… Как впустить в душу человека, который однажды уже вынул ее из груди, и растоптал? Где взять силы доверится вновь? А тут еще Ванька. Ведьма готова была поклясться, что сын сознательно не дает им с Игорем возобновить интимные отношения. Стоило им только приблизиться друг к другу, как сын начинал реветь, или что-то случалось, или звонил телефон, или… Каждый раз что-то новенькое. Нет, Ванька любил Игоря. Частенько засыпал на его груди, или улыбался своим беззубым ртом, хватая мужчину за нос. В общем, он с одинаковой любовью относился как к родному отцу, так и к названому… Но вот сблизиться Игорю с матерью не давал.
— Привет, милый, — встречает мужа у порога Ксения и, оглядевшись по сторонам, напряженно спрашивает. — А где Степан?
— У него дела, — туманно объясняет супруг, скидывая обувь. — А как наш сынулька, ммм?
Строит дурашливые мордочки подросшему Ивану и щекочет животик, забирая сына из рук матери.
— Все хорошо. Животик немного болел, — отвечает, а сама просто сверлит Игоря взглядом.
— Ужинать будем?
— Что, и Степана ждать не будем? — уточняет ведьма.
— Да, когда это он еще появится! Не сидеть же голодными, правда, хороший мой? — дурашливо уточняет у сына.
Глава 26
Они ужинают, купают Ванюшку, а Степан все не появляется. Уложив сына спать, ведьма возвращается в кухню, где Игорь наводит порядок, расставляя посуду. Мужчина бросает взгляд на поникшую ведьму и уточняет настороженно:
— Что-то случилось?
— Нет. С чего ты взял?
— Ты какая-то напряженная.
Ведьма пожимает плечами, отворачиваясь к столу. Перекладывает в хлебницу хлеб, сметает крошки. Игорь подходит и обнимает ее со спины:
— Ну, что случилось, милая?
— Игорь, где Степан? — спрашивает напряженно.
— Я же сказал, по делам поехал, скоро будет. Ты из-за этого весь вечер такая невеселая?
Ведьма оборачивается к нему, сверкая полными боли глазами:
— Я теперь каждый раз жду подвоха, — признается. — Знаешь, как это больно? Каждый раз, когда он где-то задерживается, или едет без тебя куда-то, я думаю не к ней ли… Или еще к кому-нибудь… И я совсем не чувствую себя желанной, постоянно сравниваю себя и эту… Ему такие нравились всегда, да?
Погрузившись в свою исповедь, не замечает, как у их разговора с мужем появляются еще одни уши.
— Ксень, все не так… Он…
— Сюрприз готовил, — доносится от дверей. — Теперь понимаешь, что мы с Игорем испытывали поначалу?
— Понимаю, — шепчет Ксения, оборачиваясь.
— Только тебе опасаться нечего. Я люблю тебя до морока перед глазами. Тебя одну, и никого больше. А вот нам… Ты никогда такого не говорила. Мы никогда не были единственными для тебя.
— Ты же говорил, что все понял и смирился? — глаза ведьмы сканируют Степана с ног до головы.
— Сейчас да. Тогда же — это было поистине больно.
— Твоя измена была местью?
— Нет! Нет… — Степан устало растирает лицо, и в приглушенном свете кухни Ксения замечает пластырь на его пальце. — Это было банальной трусостью. Мне не за что было мстить. Ты ничего не таила. Всегда говорила правду. Это был наш выбор. Игоря, и мой.
— Я не хотела причинять вам боль. Никогда. — Шепчет ведьма.
— Мы знаем, милая… Мы знаем.
— Так что там за сюрприз? — уточняет Ксения, облизывая губы.
Разговоры о чувствах все еще давались ей очень нелегко. Не привыкла она к этому душевному стриптизу. Разве что с Игорем, которому доверяла, как самой себе. И то нечасто, благо, муж знал, как ей нелегко облачать в слова свои чувства, и с пониманием к этому относился.
Степан, шипя, отлепляет пластырь с пальца и демонстрирует ведьме тату. Точно такое, как и у Игоря.
— У Игоря такое же, — замечает ведьма, пытливо всматриваясь в стальные глаза Степана.
— Я сохранил для него эскиз, — поясняет муж, — должен же был он когда-нибудь одуматься.
И именно эти слова ломают что-то в Степане. Он отворачивается, крылья носа подрагивают, кадык ходит ходуном, но сглотнуть не получается. Огромный ком подпирает что-то в горле и не дает вздохнуть. И что-то горячее капает на щеки. Слезы?
— Степ? — в голосе Игоря отчетливо слышаться панические нотки. Он никогда… НИКОГДА не видел его плачущим. Даже, когда тот умирал… Даже когда выслушал приговор о предстоящей инвалидности, Степан никогда не плакал. Это было аксиомой жизни.
Игорь поспешил к другу, развернул его к себе. Степан действительно плакал. Вот умеет ведьма до цугундера мужиков доводить. Обнимает его неловко. Одной рукой за пояс, другой — за шею. Прижимает к себе, а тот дрожит всем телом: